Неожиданно для всех в комнате появился Юра, одетый в тельняшку и брюки клеш. Завладев патефоном, он поставил принесенную с собой пластинку, и комнату заполнила стремительная и бравая мелодия «Яблочка». С гиканьем, на которое способен был только Юра, он тут же бросился в пляс, и уже невозможно было уследить, каким образом и какие виртуозные коленца умудрялся выкидывать он.
По комнате мчался полосато-черный клубок, перемежая дробную печать чечетки пронзительным свистом и замысловатыми выкриками: «Чван-кара-кры-бургаз, раз-раз-кара-кры-чан!» Пластинка была с сюрпризом: время от времени ритм мелодии обрывался. В эти паузы Юра падал на колени и, замерев на месте, начинал петь резким, полным драматизма голосам свою коронную лесенку о несчастном мальчишке-сироте, который едет под «вагогином» или у «ококишка», и о его медном чайнике, который, несмотря на горькую скитальческую судьбу, кипит от веселья и удали. После каждого куплета пластинка оживала, Юра снова начинал отплясывать и сам, азартно отбивая дробь и крутясь волчком, напоминал кипящий чайник.
— Чван-кара-кры-чван-ва. Халва! — выкрикнул Юра, подбежал к столу и схватил пустую бутылку из-под кагора. — Эх, бутылочка-бутылка, покажи, где моя милка!
Бутылка уже кружилась на полу, и все, приходя в себя от потешной пляски Юры, ждали, на кого же она укажет.
— Не в счет! — закричал Юра, увидев, что бутылка остановилась на Алексее. — Лешенька, крути ты!
Алексей не любил эту пустую игру; он крутанул бутылку, пошел к стене и тотчас услышал, как за его шиной захлопали в ладоши, зазвучали вразнобой голоса: «Ни-на! Ни-на! Ни-на!..» Алексей оглянулся и увидел, что горлышко бутылки направлено на растерявшуюся и не знающую, как ей поступить, Нину.
— Свет! — закричал Юра. — Гасите свет!
Кто-то щелкнул выключателем, и в наступившей темноте невидимые руки стали подталкивать Алексея на середину комнаты, где стояла Нина. Он почувствовал ее тепло, мягкие волосы рассыпались по его щеке. Алексей прикоснулся к ее губам и, едва ощутив их влажность, понял, что Нина не спешила прервать этот случайно выпавший им поцелуй. И у Алексея тут же мелькнула мысль, что он совсем не случаен. Казалось, не секунды, а целую вечность стояли они, прижавшись друг к другу и передавая один другому всю свою нежность.
Вспыхнувший свет не смутил ни Алексея, ни Нину. Они разошлись в разные стороны комнаты, унося с собой тепло и радость этого непредвиденного прекрасного мига, и никто вокруг не существовал для них. Никто. Однако настойчивый голос Юры возвращал к действительности:
