— Разве тебе не нужно вернуться на работу? — спросил Артан, рассматривая эту решительную девицу. Первый раз он встречал такую широту артолийской души: при всех предрассудках она готова была смириться с его позорным существованием, потому что принимала и любила свою подругу такой, какая она есть.
— Сегодня у меня болит живот, — небрежно отмахнулась Марен. — Девчонки в конторе меня прикроют. А завтра поглядим. Будет день — будут идеи. Поехали, горный орел. Нашей девочке лучше спать в своей постели, а не в машине.
--
Грязный тупик Буйных Молодцов вызвал у Марен здоровое отвращение. Облезлый трехэтажный домишко — брезгливость. Заплеванная лестница, воняющая кислой капустой — ужас. Но впереди шел белоглазый, прижимая к груди Карину, завернутую в разноцветное одеяло, а Карина обнимала его за шею и бормотала: "Да поставь ты меня, я прекрасно сама дойду", — на что турепанин отвечал вздрагивающим от нежности голосом: "Молчи, женщина, и будь благодарна, когда мужчина носит тебя на руках". Эта картина примиряла Марен со всем окружающим безобразием, и ей даже показалось, что история двух молодых идиотов, несмотря ни на что, еще может закончиться хорошо.
--
Когда мне было десять или одиннадцать лет, я возомнил себя великим охотником. Взял потихоньку дедушкино старое ружье, сумку для добычи, кусок хлеба и отправился в Горелый лес, что на южном склоне Асселиты. Разумеется, дичь была куда умнее меня и вся попряталась. Только несъедобные ящерицы футаги да насекомые ничего не боялись и продолжали заниматься своими делами. Я долго бродил по лесу, никого, конечно же, не подстрелил, но нисколько не жалел об этом. Я шел, разинув глаза, и любовался: косые лучи солнца, падающие сквозь кроны деревьев, мелкий подлесок, в котором пересмеиваются варатаки, тонкая и нежная лесная трава и среди нее изредка — замшевая шляпка драконова гриба. Я поднимался все выше по лесистому склону, то останавливался полюбоваться крошечными белыми звездочками сумеречной травки, то сворачивал к особенно занятной коряге, чтобы рассмотреть ее с разных сторон. В сумке моей перекатывались три или четыре недозрелых кетайи. Так, бесцельно бредя, я вышел на небольшую вересковую плешину. Над сизым кустарничком висела лиловая дымка мелких цветов — и среди волн вереска внушительно поднимались несколько замшелых гранитных валунов.
Возле валунов я заметил какое-то движение и подобрался поближе. И замер в восхищении: на согретой солнцем маленькой полянке между камней самозабвенно возились котята, не старше полутора месяцев, смешные, веселые, шустрые, с короткими острыми хвостиками и большими задорными ушами. Они даже не заметили меня, а я стоял и улыбался во весь рот их ужимкам.
