Зато меня заметила кошка. И ведь я знал прекрасно, что надо было быстро уходить: нет зверя страшнее, чем мамаша с детенышами, а уж если у этой мамаши когти в полпальца длиной… Тем не менее я никуда не ушел и очнулся только, получив с размаху когтями по бедру. Я взвыл и, хромая, ринулся вниз по склону, а кошка вскочила мне на плечи и с торжествующим воем рвала мою куртку. Тут бы мне и конец пришел, да куртка, по счастью, была кожаная, толстая, а кошка, отогнав меня в лес, отстала и долго ругалась вслед.
Когда я, припадая на правую ногу, доковылял до дома и рухнул на крыльцо, на звук моего падения вышел дедушка, увидел меня и заругался не хуже кошки. Потом долго и изобретательно бранился мой дядя, шаман, перевязывая мою разодранную ногу, прикладывая к ней примочки и припарки. Мама, ставя заплату на пробитую когтями штанину, не ругалась, зато ворчала. Я метался в жару, и мне мерещилось, будто над моей головой кружит стая безымянных лесных духов — оотепе и непрерывно проклинает меня. Через неделю мне полегчало, жар спал, раны почти затянулись, а духи улетели. Вместо них явился дядя, сел возле моей постели и прочел небольшое нравоучение.
Теперь я уже подзабыл его точные слова, но один пассаж и сегодня звучит в моих ушах, стоит лишь вспомнить дядино лицо:
— Только идиот или поэт может любоваться красотой, забыв об опасности. Вроде ты не дурак, значит — поэт, а впрочем, это — тоже разновидность идиота. Для народа, может, и польза, а для семьи — одни убытки.
Он помолчал и добавил:
— Охотиться одному я тебе запрещаю. Табу. Только со старшими и только с моего позволения.
С тех пор я по мере сил пытаюсь быть поэтом: что мне еще остается?
Оревалат Аартелинур,
"Как я не стал охотником"
из сборника "Отрывки из жизни"
--
Артан внес Карину в крошечную квартирку, состоявшую из одной обшарпанной комнаты. У окна стоял кустарно сколоченный топчан, заваленный небрежной кучей варварских одеял и подушек, рядом — шаткий от старости столик с исцарапанной пластиковой крышкой, в углу у двери, за линялой занавеской, щербатая раковина с допотопным краном и маленькая электроплитка. На подоконнике в аквариуме дремал толстый полосатый тритон. Еще были три складных стула и табурет, на табурете — стереовизор без антенны. И голая лампочка под потолком.
Турепанин опустил девушку на кровать, сел рядом, наклонился, прижался лбом к ее лбу.
— Мне придется уехать, — глухо сказал он. — Солнце высоко, надо работать. С тобой останется Марен. Будь умницей и не плачь.
