— Да нет же, — добавила она. — Это ведь хорошо.
Я помрачнел еще больше.
Кстати, идея с ток-шоу не пришлась ей по вкусу.
— Ты в своем уме? — спросила она. — Тебе ведь это совсем не нужно.
Очевидно, она понятия не имела, как много — а точнее, как мало! — я до сих пор заработал на своих вшивых кочевниках.
— Но почему? — возразил я. — Наоборот, это необходимо, как реклама.
— Все равно, — сказала она. За это вот «все равно» я бесконечно ее любил.
Я налил ей вина.
— Мы живем в мире средств массовой информации, Эллен. Принцип моментального изображения занял в нем главенствующие места. Лицо — это послание. То же самое, кстати, говорит и фрау Сцабо.
Эллен понимающе кивнула.
Потом, выдержав паузу:
— А собственно, кто это — фрау Сцабо?
— Точно я и сам не знаю.
— Ага. Все ясно.
— Эллен! Если ты на что-то намекаешь, учти: я эту фрау доктора Сцабо только один… нет, два раза и видел. Мельком. Она вроде бы исследует учения Лафатера, хотя и не совсем так. По правде говоря, когда мы встретились в Цюрихе, она успела основательно вывести меня из себя. Требовала от меня того, что я не мог ей дать.
— Вот как.
— Эллен, поверь: я безумно счастлив, что больше не имею с ней никаких дел.
— Ты мне только вот что объясни, ладно? Почему ты в последнее время с упорством осла копаешься во всемирной истории?
Я этого и сам не знал. Мне только хотелось — в данном случае это казалось уместным — испытать действие избегающего взгляда.
Эллен покачала головой:
— Ты слишком легко позволяешь собой помыкать. Кто-то говорит тебе: сделай что-нибудь о Лафатере — и ты берешься за Лафатера. Кто-нибудь другой…
— Нет уж, секундочку! Идея была моя. И над Лафатером я работаю по собственной воле.
— Тем хуже! Ты вообще-то уверен, точно ли всегда знаешь, чего хочешь?
— Послушай, ты несправедлива.
— А еще все это, что ты рассказал о пресловутом фильме!.. То у них фильм с женщинами. Отлично, ты вставляешь женщин. Через минуту все меняется: женщин не надо. Прекрасно! Ты их вычеркиваешь. Я во всем этом не очень-то разбираюсь, но возможно, все же не повредило бы и немного достоверной информации.
— Эллен, это ведь фильм! Естественно, сценарий приходится переписывать много раз!
— Ну да! Весь мир — всего лишь игрушка. А ты делаешь с ним то одно, то другое, смотря что в голову взбредет. Выходит, так?
— В чем ты меня, собственно, обвиняешь?
— Ни в чем.
— Это все?
— Да.
— И только-то, — с горечью пробормотал я…
Вечером в постели. Мы долго лежали параллельно друг другу — две молчаливые прямые. В бесконечно темной ночи. Не пересекаясь.
