вопрос».
Этим вечером я, кстати, впервые уразумел всю полноту финальной фразы седьмой главы, которой я уже много раз заканчивал чтение «Кочевников расставаний». Глупая, всезнающе-фельетонистская ухмылка, с которой я обычно произносил эти слова, пропала бесследно, и наряду с еще свежим воспоминанием о Шаталке и Моталке в душе моей зародилось мрачное, глубокое понимание:
«Лишь будучи отшельником, можно стать истинным человеколюбцем».
Ровно через час и двадцать пять минут (я засек время) мое выступление подошло к концу.
Бурные аплодисменты, затем тишина. Можно даже сказать, гробовое безмолвие.
— Позвольте мне, дабы растопить лед молчания, задать вам первый вопрос.
Поднялся мужчина во втором ряду. Пока я читал, он то и дело что-то помечал, а теперь усердно разминал пальцы.
— Прошу, — ответил я и одним глотком осушил стакан.
— В третьей главе вы подробно описываете, как главный герой переезжает в другой город. Описание тонкое во всех деталях — мне очень понравилось. Но почему — это как раз и есть мой вопрос, — почему вы только попутно, вскользь упоминаете о «горестной потере»?
Я с неподвижным лицом уставился на спросившего. Горестная потеря?..
— Я хочу сказать, — добавил он, понижая голос, и снова поднялся, — что не могу себе объяснить, почему вы так… В некотором роде вы через это просто перешагиваете! Однако затем, в одиннадцатой главе, оно играет решающую роль…
— Да, мне ясен ваш вопрос, — резко перебил я, и мужчина поспешил опуститься обратно на стул.
Контратака, неожиданный переход в наступление — только это могло меня спасти! Верно, верно, черт побери! Я и сам то и дело спотыкался об это место.
— И на него есть несколько вариантов ответа, — тянул я, откидываясь на спинку стула.
— Во-первых… — я окинул присутствующих взглядом человека, не понимающего, почему он не слышит аплодисментов, — это… хм… только деталь. Она не казалась мне значительной.
Мужчина, высоко подняв брови, кивнул мне с видом заговорщика.
Ладно, но ведь ответ так до сих пор и не прозвучал. Каким же он будет?
Я склонился вперед, пристально глядя на своего чересчур внимательного слушателя, этого странного человечка «Сесть-встать»:
— Но заметьте: именно упоминание вскользь заостряет ваш интерес как раз на данном пункте. Читатель знает… — я кратко, но бурно прокашлялся, — что… этот момент… имел место. И вдруг я обхожу его стороной. Почему?
— Но вы вовсе не обходите его стороной! — упорствовал назойливый возмутитель спокойствия; на всякий случай вскакивать он на сей раз не стал. — В следующей же главе вы несколько раз задаетесь вопросом о пропавшем диктофоне.
