Маска Лафатера | страница 25



До меня здесь, по-видимому, ютился некий художник. Имени его я не знал; разобрать его подпись на картинах тоже так и не смог. Но занимался он явно чем-то в высшей степени жутким. По стенам были развешаны плоды его творчества, преимущественно в сиреневых тонах — мрачное напоминание о четырех месяцах, проведенных им под кровом курятника. Серия портретов, по всей вероятности, самого автора. Само по себе название вроде бы безобидное: «Мой взгляд на В». На каждой картине была проставлена дата, а на заднем плане действительно наблюдались некоторые достопримечательности Вюлишхайма: католический храм, ратуша, двойные башни лютеранской церкви…

Стоило, однако, присмотреться повнимательнее, и взору открывалась поистине хронология ужаса! Выражение, искажающее черты художника, становилось все безумнее с каждым следующим полотном. На последнем овал лица был едва ли не зашпаклеван масляной краской, а покрасневшие белки глаз воспаленно горели в черных как ночь впадинах… Примечательно, что на всех картинах неизменно присутствовала бесформенная, черная отметина, она находилась то над головой, а то и прямо на лбу изображенного человека, чем-то напоминая мрачное крыло смерти. Лишь нынешним утром мне предстояло узнать, что именно символизировал этот знак.

Но, говоря начистоту, еще больше досаждали мне многочисленные брызги краски (ох уж мне это масло!), оставленные им в ванной комнате, а более всего в самой ванне. Должно быть, художник промывал там свои кисти и мольберты. Пятна ни в какую не хотели оттираться. Лишь изредка, если вы попадали ногтем в нужную точку, краска вдруг отлетала сама собой.

Около половины шестого я уже входил в мощеный круглый двор средневекового замка. Все, включая фонтаны, арку, сами развалины и кладбище, еще скрывалось в предрассветном сумраке, лишь проступали сквозь мглу темные контуры. Я повернул направо, быстрым шагом вышел из замковых ворот и прошел по подъемному мосту. Перед ним, прямо у дороги, располагалась маленькая автостоянка. Улица называлась Бургштрассе, примерно на середине она круто сворачивала, спускаясь вниз, в город.

На небе мерцало несколько холодных безымянных звезд. Внизу расстилался Вюлишхайм. Он еще спал. Лишь позади, на вокзале, уже начинался рабочий день. Туда я и прибыл две с половиной недели назад. Я изначально ожидал немногого и тотчас убедился, что предчувствия не обманули меня! Стоя с походной сумкой и чемоданом на колесиках, один-одинешенек на платформе «А» — единственной, что имелась в наличии, — я внезапно понял, почему Вюлишхаймская почетная стипендия предполагала непременное присутствие награжденного.