— А-а-а.
Секунду на проводе царило безмолвие.
— Я вам помешал?
— Нет, — ответил я, — просто сейчас половина второго.
— Ночи? О, извините. Может, мне стоит перезвонить позднее?
— Нет, что вы, возможно, я буду уже спать.
— Мне очень жаль. Я не хотел докучать вам.
— Что вы, господин Хафкемайер, все в порядке, уверяю вас.
— Знаете, что я вижу? — внезапно рявкнул Хафкемайер прямо мне в ухо. Я не знал.
— Вижу начало! Бал-маскарад! Музыка, танцующие пары! Дьявольские личины, шутовские рожи и прочее в этом духе! И единственный человек во всем зале, на котором нет маски! Он один, он стоит неподвижно и все крутится вокруг него; вокруг Лафатера!
Прикрыл глаза — да, теперь я и сам это видел.
— Он лишь наблюдает, понимаете? И вдруг застывает! Его лицо превращается в маску. А дальше титры.
Я кивнул.
— Вы меня слышите?
— Хм, да.
Звучало не так уж плохо. Я пообещал Хафкемайеру все это хорошенько обдумать.
— Вы простужены?
— Нет, почему вы решили?
— Судя по голосу.
— Разве что немного.
Я прокашлялся.
— Вам бы сюда, в Калифорнию. У нас тут сейчас солнце — прямо в окно светит. А внизу море…
Я прислушался, но шума волн не различил. Ни звука. Трансатлантический штиль.
— Ну что ж, выздоравливайте, и удачи вам. Да, еще раз простите за поздний звонок.
* * *
Поздний? Скорее уже ранний. В половине второго…
Заснуть я уже не мог. И пытаться не стоило. В голове роилось множество мыслей: масса вопросов, которые мне следовало бы задать Хафкемайеру. Последние несколько дней я в изобилии делал заметки касательно лафатеровского проекта; уйма, великое множество вопросительных знаков.
Я лежал в своей постели, бодрствуя поневоле, словно ночной сторож: сна ни в одном глазу, и в то же время совершенно разбитый. Потом лежать на спине уже не стало сил, и я принялся ворочаться с боку на бок, то и дело взбивал свою подушку, томясь между бодрствованием и сном.
Из своей зеленой папки я достал маленький листок и вкратце записал на нем пожелания Хафкемайера относительно пролога к фильму.
Внизу, в старом городе, пробили часы на церковной колокольне. Они отсчитали пять ударов, обращая ночь в бегство.
Я встал, плеснул себе пару раз в лицо ледяной водой, оделся и приготовил чашку чаю. Затем, вяло передвигая ноги, побрел к двери.
«Курятник», в котором я обитал, прозвали так потому… что попасть сюда вы могли не иначе как пройдя по наружной лестнице — так называемому насесту. Маленькая двухкомнатная квартирка на втором этаже хозяйственной постройки вполне соответствовала запросам молодых дарований на период их пребывания в Вюлишхайме в качестве стипендиатов.
