Старгородские тайны | страница 18



И с первым, и со вторым мы уже управились, а веселье в нашей артели каждый понимал по-своему. Бабка Милонега к соседке на самоварные (а может, и медовые) посиделки отлучилась. Севка, свесившись над кадкой с водой, свои конопушки сокрушённо осматривал. А я с бабкиным яблочком на блюдечке забавлялся.

Зловредное яблоко, которое по-хорошему давно полагалось бы сменить, никак не хотело показывать то, о чём я его упрашивал. То развлекало меня городскими новостями, то услаждало слух развесёлыми частушками или, напротив, жалобными плачами. По большей части, в исполнении тех певцов, кто простым гуслям самогуды предпочитает. А чаще всего яблоко нахваливало товары старогородских и заезжих купцов. Да так громко и охотно, словно находилось в самой гуще слободского торжища, а с каждой проданной безделицы свою законную долю имело.

А я, горемычный, всё надеялся увидеть состязания по игре в лапту, или, на худой конец, в городки. Но яблоко мои желания либо не слышало, либо с завидным упорством в яму с отбросами напрашивалось. Теперь оно решило мне Великого князя показать.

Вот он, Владимир-то, с речью к народу обращается. Лицо у князя худое, какое-то усталое. Светло-каштановые волосы острижены коротко. А поверх них обруч золотой одет, драгоценными камнями сияющий – венец княжеский. Красоты неописуемой. Да и сам Владимир собой не дурён. Нос у него прямой, губы сжаты плотно и решительно. Глубокие карие глаза смотрят понимающе и немного грустно.

– С казнокрадством и мздоимством мы будем бороться нещадно, – говорил князь-батюшка тихим, ровным голосом. – Дружина моя храбрая день и ночь злоумышленников выискивает. И может уже первыми успехами похвалиться. Наместник Дальнегорский, на воровстве пойманный, с должности снят и в острог заключён. Также думный боярин Белошеин, на руку не чистый, от дел отстранён. И это только начало! Будем и торговцев бесчестных на чистую воду выводить, и тех, кто их плутни покрывает, тоже приструним.

Хорошо говорил князь. Просто и искренне. И в народе его за то сильно уважали. Вот только, помнится, в минувшем году он ту же песню, слово в слово, пел. А зная, что у нас на торжище творится, в успешность его борьбы не очень-то верится.

Послушал я князя, послушал, да и приказал яблоку угомониться. Не хочешь по-хорошему – не надо. Ещё раз чинить тебя я уж точно не стану!

– Помогай Дажьбог! Не помешаю? – послышался вдруг из сеней звонкий девичий голос, более всего журчание весеннего ручейка напоминающий.