Сборник новелл «На полпути в ад» | страница 6
Выраженное фантастическое начало или, на худой конец, незначительное гротескное смещение действительности – а последнее показательно даже для бесспорно реалистических рассказов «Бешеные деньги», «На добрую память» или «Все отменяется» – служит у Кольера, помимо прочего, той же цели, достижению которой способствует и его отточенный, сдержанный, описательный, чуть-чуть манерный и окрашенный более или менее явной иронией стиль, – созданию дистанции между автором и читателем. Фантастика Кольера качественно иного порядка, чем, например, у Гоголя или Булгакова При всей невероятности, непостижимости ситуаций в повести «Нос» и романе «Мастер и Маргарита» фантастическое в них воспринимается как своеобразное продление реальности, ее дополнительная модификация. Читатель способен отожествить себя с персонажами Гоголя и Булгакова – не демонического ряда, конечно, а лицами реального плана. У Кольера такое отожествление невозможно: его интеллектуальные комедии нравов разыгрываются на замкнутой площадке сконструированной художественной действительности, где реальное, жизнеподобное и откровенно сказочное равно далеки от читателя.
Кольер строит свои новеллы как заведомые литературные опыты – не изображение жизни, но иронический, граничащий с сарказмом комментарий к несообразностям жизни, и от читателя он не ждет сопереживания изображенному здесь читатель призван правильно осмыслить рассказанное и извлечь из притчи надлежащий «урок». Этот подход, родственный брехтовскому принципу отчуждения, показателен для английского эстетизма рубежа веков; среди традиций, питавших творчество Кольера, ближайшим образом заявляет о себе традиция О. Уайльда, автора «Кентервильского привидения».
Учитывая огромную популярность в Советском Союзе наследия О. Уайльда, Э. По и О. Генри, остается пожалеть, что Джон Кольер приходит к русскому читателю с большим опозданием. Но период наибольшего увлечения Кольером в Англии и США пришелся на конец 30-х-40-е годы, время, когда советским людям было не до изящных умозрительных фантазий. Когда же во второй половине 50-х годов современная зарубежная литература вновь стала широко переводиться в Советском Союзе, Кольер у себя на родине как-то незаметно выпал из литературного обихода – как выпало его имя из престижного ежегодника «Кто есть кто»: в выпуске 1958 года статья о нем еще имелась, а в 1959 году ее уже не было. И даже смерть писателя, на которую откликнулся американский журнал «Тайм», британская «Тайме» обошла молчанием.