Сборник новелл «На полпути в ад» | страница 20



НА ДРУГОЙ ДЕНЬ, РАННЕЕ УТРО. Наверное, нет в мире человека, который испытал бы столь сильные, столь противоречивые чувства, какие выпали на мою долю вчера вечером. В это невозможно поверить. И все же… Как интересна становится жизнь, когда события принимают подобный оборот!

Как и намеревался, я выполз из своего убежища и застал невиданную дотоле картину: свет и тьма соперничали за право владения этим большущим магазином. Центральный лестничный пролет был наполовину освещен; ярко-лилово, будто на гравюрах Пиранези {Пиранези Джиованни – итальянский гравер XVIII в. }, в переменчивой игре света и тени нависали круговые галереи. Изящная паутина лестниц, летучие стрелки перекидных мостов – реальность граничила со сказкой. Шелка и бархат излучали мерцание, какое исходит от привидений, полуобнаженные манекены жеманно улыбались и простирали руки в обезлюдевший воздух. Никаких признаков жизни, лишь холодно поблескивают кольца, клипсы и браслеты.

Я полз вдоль поперечных проходов, совершенно объятых тьмой, и ощущал себя мыслью, которая бродит по мозговым извилинам спящей кордебалетки, мечтающей выбиться в солистки. Разумеется, мозг у нее куда меньше, чем универмаг «Брейсис». К тому же в универмаге сейчас, в отличие от ее мозга, нет мужчин.

Ни одного – кроме ночного сторожа. Я совершенно о нем забыл. Прокравшись через открытое пространство антресольного этажа и обняв стойку, на которой висели греющие душу и тело пледы, я услышал равномерный гулкий стук – так могло стучать и мое собственное сердце. Но тут мне со всей очевидностью открылось – стук идет извне. Это были шаги, и звучали они всего в нескольких футах от меня. В мгновение ока я схватил пышную накидку, замотался в нее и застыл, выбросив одну руку, подобно Кармен, исполненной глубочайшего презрения.

Мне повезло. Он прошел мимо, позвякивая своим нехитрым снаряжением на цепочке, мурлыча что-то себе под нос, на глазах словно чешуя-след преломившихся лучей сверкающего дня. «Иди себе в тщете мирской», – прошептал я и позволил себе беззвучно усмехнуться.

И тут же усмешка замерла на моих губах. Сердце екнуло. Страх снова подкатил к горлу.

Я боялся пошевельнуться. Боялся повернуть голову и посмотреть по сторонам. Чувствовал: за мной наблюдает нечто, и это нечто видит меня насквозь. Это была не просто паника, какую способен пробудить в человеке простой сторож. Первый импульс был естественным: оглянись! Но глаза отказывались повиноваться этому импульсу. Я словно прирос к месту и продолжал смотреть прямо перед собой.