С теплым чувством вспоминаю вечера и ночи в течение многих месяцев войны, которые мы проводили вместе. Мы стояли бок о бок у моей конторки и вместе вычитывали и правили рукопись. Сколько было интересных разговоров, горячих споров и согласий! По разным причинам не все из того, что писал Эренбург и что мы сами хотели бы напечатать, можно было тогда публиковать. И все же Илья Григорьевич спустя много лет после войны писал, что пожаловаться на редактора он не может, "порой он на меня сердился и все же статью печатал".
Недавно я нашел статью Эренбурга о Сталинградской битве — оригинал, верстку и подписные полосы с нашими правками. Рассматривая эти материалы, не трудно проникнуть в «лабораторию» совместной работы редактора и писателя.
Автор назвал Сталинградскую битву переломом, коренным переломом в войне. Такой, писал Эренбург, она и будет упоминаться в учебниках. Я же считал, что назвать статью надо бы по-другому. Возникла «бурная» дискуссия.
Готовилась статья в номер от 23 января 1943 года, когда советские войска еще доколачивали окруженную армию Паулюса. Конечно, Сталинградское сражение было величайшей нашей победой. Такой оно и вошло в наши учебники. Но прежде, чем наступил коренной перелом, надо было еще выиграть не одну битву с врагом, надо было, как потом оказалось, разгромить группы немецких армий «А», "Б", «Дон», нанести поражение вражеским группировкам «Север» и «Центр», надо было, наконец, пройти через Курскую битву.
Мы долго обсуждали с писателем его статью, судили-рядили, спорили, но пришли к общему согласию. Вместо "коренного перелома" написали: "Сталинград — важнейший этап войны". Так и назвали статью. Я бы не сказал, что заголовок выразительный. Но это было уже под утро, когда полосы уходили под пресс…
Трудно, конечно, через тридцать с лишним лет все вспомнить. Но в моей памяти отложился и наш «бурный» спор по поводу слова «эринии» в одной из статей Эренбурга. Я убеждал писателя, что это слово из греческой мифологии, которого нет даже во многих словарях, не все знают и негде будет нашему бойцу на фронте наводить справки. Чтобы убедить писателя, я тут же при нем вызвал офицера, одного из работников военного отдела редакции, и спросил его: знает ли он, что такое «эринии»? Нет, не знает. Зашел ко мне наш корреспондент, только что прибывший из действующей армии. Я его тоже спросил: вы лучше знаете фронтовиков, поймут ли они это слово? "Не знают, не поймут", — ответил он.
