Я понял, что раунд закончился вничью. Что уже неплохо.
Антон, потеряв ко мне всякий интерес, пошел на свое место. Варан сидел молча. А я задумался.
Схлестнулись непонятные мне силы. И если предположить, что Антон — следствие усилий Ефима (это не напрягало мою логику: у него везде кореша; а чего бы иначе «авторитет» вступался за незнакомого мужика — из чувства справедливости, что ли?), то почему от меня не отстанут нападавшие? Неужели мстят за убитых?
Тут меня вызвали на допрос.
Я ожидал вопросов, уже обдумывал ответы. Но майор улыбнулся зеку, посадил его за стол и… выложил хорошей еды. Опять пакость?
Приду, они спросят, кто тебя сервелатом пахучим кормил?
Майор понял проблему.
— Не волнуйтесь, Александр Петрович. Ешьте спокойно. В этом пакете, — он потряс увесистым свертком, — ваша передача. Там все это есть. Просто хочу, чтоб пожевали в человеческих условиях. Силы вам еще понадобятся.
С ума сойти можно! Даже в американских тюрьмах офицеры так не переживают за своих подопечных.
— Да, и еще, — педалируя, произнес он. — По имеющимся данным, вы любите ананасы. Так что в посылке — банка с ананасами.
Ну, этот ребус я быстро разгадал. К Ефиму на день рожденья всегда приходит генерал милиции, Юрий. Мужичок моей комплекции, страшно смешливый. Он очень радостно хохотал, когда Береславский, как всегда наполовину привирая, рассказывал о моей любви к ананасам: как я, съев на собственной свадьбе испорченный ананас (не выкидывать же в эпоху тотального дефицита), первую брачную ночь провел наполовину в ванной, где новобрачная через трубку промывала мне желудок, наполовину в сортире.
Значит, Ефим привлек Юрия, а тот не отказал в помощи и даже, хоть и косвенно, сообщил об этом. А моральная поддержка в моем положении дороже самого лучшего ананаса.
На прощание я рассказал майору о «маляве» Психа и попросил передать об этом «всем заинтересованным лицам». Он озаботился, предложил меня еще раз перевести, но я побоялся, что в новой камере не окажется своего Антона, и отказался.
Через десять минут после возвращения в камеру меня опять вызвали на допрос. Приветливого майора и в помине не было, а по ряду признаков я понял, что передо мной не милиционер и не следователь прокураторы. Более всего он интересовался не стрельбой, а моим исчезнувшим соседом. Хотя он был суров и неприветлив, я остался очень доволен беседой. Товарищ в штатском явно не принадлежал к клану любителей доставать документы, отстреливая детей. Пусть он хоть сто раз меня не любит, но объективно — он мой союзник. Или, по крайней мере, не враг.
