У отвилка, ведущего вверх, в «травму», нас уже ждала сестра.
— Ефимчик, ты опоздал на полчаса!
— У нас вся жизнь впереди, дорогая!
Крашеная кукла с восторгом смотрела на своего героя. Видно, ей не часто встречались болтуны.
Мы поднялись в процедурную и закрылись изнутри.
— Спирта хочешь? — спросила сестра, оценивающе меня осматривая.
— Не откажусь.
Она разлила в три мензурки, и в этот момент Береславский, облачавшийся в пижаму, потерял сознание. А красное пятно на бинтах начало расширяться толчками.
— Зови врачей! — крикнул я.
Но сестра сначала позаботилась о своих интересах, доодев Ефима и спрятав его сумку, а уж потом позвала хирурга.
Я просидел там три часа, пока Береславского не вывезли из перевязочной. Врач объяснил, что ничего особо страшного, но ране нужен покой.
Я сел у его кровати.
— Устал, толстый? — заботливо спросил Ефим.
— Собака ты очкастая, — ответил я. — Так себя ведут только идиоты.
— Действительно, это была не лучшая идея, — неожиданно легко согласился он. — Зато я нашел своего Санчо Пансу.
— Я тебе не Санчо Панса! Если б ты был здоров, я б тебе так врезал!
— Не горячись, толстый! Может, и я когда-нибудь вынесу тебя с поля боя…
Как всегда, Береславский попал в точку. Теперь его очередь.
Давай, Ефим, выноси меня с поля боя.
«Кормушка» со стуком откинулась. Я подумал, что принесли еду. Но ошибся.
— Орлов, на выход! С вещами.
Это что-то новенькое. «Уж не освобождают ли?» — мелькнула безумная мысль. Оказалось, переводят в другую камеру. После дотошного обыска конвоир повел меня к новому месту жительства.
Оно мне сразу не понравилось. В камере было человек сорок. Дышать нечем. Гомон, трудно сосредоточиться. Правда, пока и сосредотачиваться особо не на чем. На допрос еще ни разу не дернули. А об адвокате Ефим позаботится.
Я стоял у входа, ища глазами свободное место, когда ко мне подошел парень лет тридцати, весь в наколках. Одна была необычной. Что-то, прятавшееся под футболкой, — может, осьминог, может, еще какое чудо-юдо, — тянуло свои щупальца к могучей шее, подбородку и даже низу щек.
— Пошли к нам, брат, — приветливо показал он на угол камеры.
Но свободных мест там не было. Варан, так его кликали, согнал бедолагу-мужика и указал освободившуюся шконку. Я не стал изображать благородство, но все это мне не понравилось. Мне не нравится, когда мне симпатизирует первый встречный уголовник. Я не Софи Лорен. Меня больше бы устроило, если бы мое появление осталось незамеченным.
