После «учебки» в вагонзаках сопровождал заключенных. Вот почему, едва попав за ворота тюрьмы, узнал запах. Он един для всех тюрем, хоть каменных, хоть на колесах. Приехав из очередного рейса, получил письмо из Каменки. Не от мамы. И не от Аньки. От Анькиной мамы, Юлии Александровны, нашей учительницы. В нем она с нескрываемым удовлетворением сообщала, что Аня вышла замуж за городского парня и вместе с ним учится в педагогическом в Волгограде. Перевелась с зачного на очный.
Я даже похудел с горя. Однако Ромео из меня не получился. Я твердо помнил, что любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Короче, мысль о том, чтоб повеситься, была изгнана уже секунд через тридцать. Правда, потом я долго опасался женщин. И — нет худа без добра — из-за Анькиного финта я получил высшее образование. Раньше у меня были другие планы: на судоводительский, в речной техникум. Чтоб потом — по волжским просторам…
Но домой не хотелось, не желал лицезреть счастливую Анюту. Поэтому воспользовался льготой для поступления в московский вуз.
Вот там я впервые встретил Ефима. Эта встреча, мне порой кажется, определила все остальное.
Мы только приехали с «картошки», на которой Ефима не было. Он, как нам объяснили, где-то в пионерлагере груши околачивал. Стояли втроем: я, еще один Саша и Витя Дударев. Ефим появился внезапно и заполонил собой все. Он что-то рассказывал, с кем-то договаривался, чего-то требовал.
Я не любил таких, сам-то — негромкий. Потом он подошел к нам, поздоровался с ребятами по имени. А моего имени не знал. И не придумал ничего лучше, как хлопнуть меня по животу и сказать:
— Привет, толстый! Тебя как звать?
Я здорово разозлился. Несмотря на мой рост и «шарообразность», я — серьезный мужчина. Единственно, что смутило, — неподдельное дружелюбие в голосе. Только поэтому он тогда не схлопотал. Я что-то пробурчал в ответ, вот и все общение. Но он особо-то в моем обществе и не нуждался. Летал по этажам, воздействуя на окружающих, как объемный взрыв.
Я ему понадобился только через четыре часа. Но — сильно.
Он лежал на полу в раздевалке, забившись в дальний угол. Я его случайно заметил, внимания у меня всегда хватало. Сразу понял, что там кто-то есть. Подбежал — Ефим. Он уже приходил в сознание, видно, обморок кончался. Я еще подумал — припадочный. Но потом увидел кровь на свитере и в уголке губ. И испугался всерьез. Хотел звать на помощь, но эта сволочь… показала мне кулак! И еще — неприличный жест.
