— Успокоился? Я тебя в зону не загонял. Свинья грязь ищет сама.
— У нас на поселке подломили ларек. И порезали ларечника, — неожиданно спокойно сказал Атаман.
— Ну и что?
— Участковый пришел, спросил, когда у меня день рожденья. Я еще удивился. Ты за меня на нож полез. Этот днем рожденья интересуется. У меня мать и то не помнила.
— Ну и что?
— Исполнилось четырнадцать, и загребли. Надо же было по ларьку палку ставить*. Ларечник меня опознал. Я, когда первый раз откинулся**, пришел к нему. Он испугался, говорит, нажали.
— А ты что, не при делах был?
— Нет. Не был я у ларька. Меня вообще в поселке не было. Не веришь?
Возраст и жизненный опыт Ефима не позволяли верить уголовникам. Он внимательно посмотрел Атаману в лицо.
У Атамана от напряжения свело челюсти.
— Ты веришь? — Он облизал пересохшие губы.
— Не знаю. Похоже, верю… — задумчиво произнес Ефим. — А где ж ты был, когда ломали ларек?
— У тебя, — осипшим голосом сказал Атаман. — В больнице. Тебя выписывали…
Некоторое время они сидели молча.
— Тебя встречали родители. На белых «Жигулях». А до этого приезжала девчонка, совсем рыжая.
— Анька, — машинально подтвердил Ефим.
— А с самого утра приходил твой друг длинный, который к тебе в лагерь приезжал. А до того вечером — Француз…
— Ты что, всю ночь там околачивался?
— А куда ж мне было деться? Три часа до дома. Я в подвале спал.
— Что ж не подошел, почему потом не написал? Хоть кто-то тебя там видел, могли подтвердить.
— Я — волк, Ефим. Волкам адвокаты не нужны.
— Дурак ты, а не волк. — Береславский включил левый поворотник и въехал в поток. — Где ногу оставил?
— Там же, где и руку. На Северном Урале. Там и так холодно, а в горах особенно.
— Побег?
— Третий. Четыре «ходки». Сейчас вышел. Справка есть. Что еще интересует?
— Почему наколок нет?
— На той руке были, — усмехнулся Атаман. — Мне «партаки» ни к чему. Я и так в авторитете.
— А почему тогда на перекрестке стоишь?
— Слишком много спрашиваешь, — помрачнел Атаман.
— Ладно, отложим. Чем дальше займешься?
— Есть план, Ефим.
— Какой же?
Атаман молчал.
— Так какой же?
— Умирать собираюсь. Рак у меня. Потому и отпустили.
