— Возможно, она просто хочет быть твоим другом. Не может ли быть, чтобы она подозревала о твоих истинных чувствах?
— Да. Такое возможно. Не знаю. Я словно во сне. Утопающий, что во сне пытается выплыть.
— Ты ведь священник, к тому же высокопоставленный, не похоже ли, что ты становишься лицемером?
— Думаю, можно сказать и так, и все же сердцу не прикажешь. Все люди раздираемы чувствами. Я священник, но не евнух.
— Хорошо сказано. Так тобой движет не только сердце, но и чресла?
— Любовь, совокупление, совокупление, любовь — они так прекрасно переплетаются в двуногих тварях. Они неразделимы, как Минотавр и лабиринт.
— Она любит тебя?
— Не знаю. Каждый раз, когда мы видимся, кажется, она идет на все, чтобы одеться в той манере, которую я считаю изысканной и манящей. Укладывает волосы. Кажется, она рада меня видеть, глаза смеются, на губах широкая улыбка. Несколько дней назад я подошел и сел с ней рядом, чтобы взглянуть на текст. Наши плечи соприкоснулись. Ее кожа светилась, я чувствовал ее близость. Мне довольно было лишь повернуть голову, чтобы коснуться губами ее щеки. Она сияла и была так близко. Но потом солнце закрыла туча, и я вернулся на свое место напротив нее. Момент ускользнул. На самом деле я не знаю, что у нее на сердце.
— Возможно, это невинность юности? Не может ли она просто играть, чтобы посмотреть, к чему это приведет?
— Может быть. Выглядит она изумительно невинной, это часть ее очарования. Она действительно молода, а я уже не молод.
— Ты боишься герцога, ее отца?
— Очень, очень боюсь. Ему ничто не страшно. Ему ничего не стоит прихлопнуть священника словно муху. Если он хоть на миг допустит, что я испорчу репутацию его дочери, мне конец. Может быть, я ужасный глупец, но…
— Разве не стал ты скопищем надежд, страхов, колебаний и сомнений?
— Да. Возможно, я сойду с ума под пытками невыразимой любви.
— Я спрашиваю снова: ты любишь ее?
— Да. Да, люблю.
