У священника закружилась голова. Перед ним сидела герцогиня.
— Отец мой, мой грех велик, но сердце переполняет радость. У меня будет ребенок. Ваш.
— Мой?
— Да.
— Вы уверены?
— Женщины в таких вещах не ошибаются. Можете не верить, но я почувствовала, как ваше семя тут же пустило корни в моем чреве. Вы принесли великую радость и счастье в нашу с мужем жизнь. Вы спасли нас.
— Вы ему расскажете?
Фабрицио отчасти надеялся, что она откроет герцогу правду, хотя очень этого боялся. Он решил, что смиренно примет любое решение герцогини.
— Расскажу ли я ему, что ребенок ваш?
— Да.
— Иногда кажется, что я не смогу жить с этой тайной, но потом вижу радость на его лице и думаю: к чему неприятности? Дон Фабрицио, я живу во лжи?
— Нет, моя дорогая. Ваше счастье естественно и оправдано. Если вам кажется, что от правды добра не будет, то пускай все так и останется. Вы уверены, что ребенок мой?
— Да. Падре, я не грешница?
— Давайте разберемся. Конечно, ваш поступок считается грехом, и мой тоже. Но я думаю, мы оба поступили так ради благой цели. Вы в последнее время делали добрые дела, чтобы восстановить равновесие?
— Да, отец. На этой неделе я две ночи не спала, присматривая за больным ребенком нашей служанки, которая слишком устала после тяжелой работы. У малыша был жар, и я всю ночь остужала его лоб влажной тканью. Я измучилась, с учетом своего положения, но заставляла себя.
— Вы образец сострадания.
— Этому я научилась у вас, Дон Фабрицио. Рядом с вами или даже при мысли о вас чувствуешь умиротворение и счастье.
— Не уверен, что мой слуга Омеро с вами согласится. Как бы то ни было, дитя мое, мы те, кто мы есть. Вы сами видели, я не святой. Но теперь вы должны уйти. Господь Иисус Христос в бесконечной милости своей простит вас.
После ухода герцогини Фабрицио долго сидел с закрытыми глазами, наслаждаясь ее запахом.
