И с этим тяжелым чувством он отправился домой принять прохладную ванну и растереться полотенцем до бесчувствия.
День прошел, два, неделя.
Изнуряющая жара вновь загнала старого священника в состояние потного оцепенения и кисловато-мелочной неопределенности. Он дремал в кабинете или перебирал бумаги в еще неотделанной библиотеке, смотрел в окно на нестриженый газон и напоминал самому себе, что на днях неплохо бы по развлечься там с газонокосилкой. Но в основном он ловил себя на колкой раздражительности. Прелюбодеяние было чеканной монетой в этих краях, а мастурбация — его прислужницей. По крайней мере так явствовало из шепота, проникавшего сквозь решетку исповедальни долгими вечерами.
На пятнадцатый день июля он поймал себя на том, что вглядывается в лица мальчишек, лениво проезжавших мимо на велосипедах, набив рты шоколадками «Херши», которые они жадно жевали и проглатывали.
В ту ночь он проснулся с мыслью о шоколадках «Пауэр-хаус», «Бэби Рут», «Лав-нест» и «Кранч».
Он терпел это, сколько мог, потом встал, попытался читать книгу, отшвырнул ее прочь, прошелся взад-вперед в ночном полумраке церкви и наконец украдкой, что-то быстро бормоча себе под нос, подошел к алтарю и попросил Господа об одной из весьма необычных милостей.
На следующий день, после полудня, молодой любитель шоколада наконец-таки появился.
— Спасибо, Господи, — прошептал святой отец, услышав, как заскрипела под огромной тяжестью, словно просевший под неимоверным грузом корабль, другая половина исповедальни.
— Что? — переспросил шепотом молодой голос с другой стороны загородки.
— Прости, это я не тебе, — сказал священник.
Он закрыл глаза и втянул носом воздух.
Будто где-то широко распахнулись ворота шоколадной фабрики и ее сладкий аромат разлетелся по всюду, преображая весь мир.
Но вдруг случилось нечто невообразимое.
С уст отца Мэлли вдруг сорвались резкие слова:
— Тебе не следовало сюда приходить!
— Что? Что, святой отец?
— Поищи другое место! Я не могу тебе помочь. Здесь нужен специалист. Уходи, уходи.
Старый священник был ошеломлен, услышав, как его собственные тайные мысли так запросто слетают с уст. Что это — жара или долгие дни и недели, проведенные в ожидании этого шоколадного маньяка? Что? Что? Но его рот продолжал извергать:
— Здесь тебе никакой помощи не будет! Нет-нет. Иди-ка ты…
— В дурдом, вы хотите сказать? — прервал его на удивление спокойный голос, обдумывающий этот неожиданный взрыв.
— Да-да. Спаси нас Бог, к этим… как их… психиатрам.
