— Раньше ты могла каждый день утром и после полудня сыграть я-не-знаю-сколько теннисных сетов подряд, а в перерыв еще и партию в гольф, — заметил он.
— Со мной все будет нормально, — ответила она, не зная, что еще сказать.
Они стояли на лестничной площадке. Лучи утреннего солнца падали сквозь разноцветные витражи высокого окна. Тут были и маленькие розовые стеклышки, и синие, и красные, и желтые, и фиолетовые, и оранжевые. Многоцветные блики светились на ее лице и на балясинах перил.
Несколько мгновений он неотрывно смотрел на эти разноцветные стеклышки. Потом перевел взгляд на нее.
— Прости за мелодраматичность, — сказал он, — но когда я был маленьким, совсем мальчишкой, я кое-что узнал. У моей бабушки в доме был холл с лестницей, и наверху — окно с такими же вот разноцветными стеклышками. Я часто поднимался туда и смотрел сквозь эти цветные стеклышки, и… — Он вдруг швырнул на пол пыльную тряпку. — Да что там. Тебе не понять.
И он пошел прочь от нее вниз по лестнице.
Мэгги стояла и смотрела ему вслед. Она взглянула на разноцветные стекла. Что же он хотел такое сказать, что-нибудь до смешного банальное, а потом передумал? Она подошла к окну.
Сквозь розовое стекло мир внизу стал радостным и теплым. Запустелая округа из убогих домишек, сгрудившихся на краю пропасти, окрасилась в розовые закатные тона.
Мэг посмотрела сквозь желтое стекло. И мир наполнился солнечным светом, ярким, сверкающим и чистым.
Она посмотрела сквозь фиолетовое стекло. И мир закрыла туча, он стал болезненно-тоскливым, и люди в нем выглядели прокаженными, падшими духом и покинутыми. Дома казались почерневшими и безобразными. Как будто все покрылось синяками.
Она снова посмотрела сквозь желтое стекло. И вновь засветило солнце. Любая дворняжка казалась умным и милым псом. Самый грязный мальчишка казался чистюлей. Обветшавшие дома как будто засверкали новенькой краской.
Мэг взглянула на Уильяма, который, стоя внизу у лестницы, спокойно, с бесстрастным выражением лица, набирал номер телефона. Затем она снова перевела взгляд на цветные стеклышки и вдруг поняла, что он имел в виду. Ты можешь выбирать, сквозь какое стекло смотреть на мир. Сквозь темное или светлое.
Она почувствовала, что все потеряно. Она чувствовала, что уже слишком поздно. Иногда, даже если еще не поздно, чувствуешь, что все потеряно. Надо что-то сказать, произнести одно слово. Одно-единственное слово. Но она была не готова. Сама эта мысль была слишком нова для нее. Сейчас у нее не нашлось бы нужных слов, чтобы выразить, о чем она думает. Эта мысль просочилась внутрь нее. Она почувствовала лишь первое слабое волнение, но задушила его своим страхом и ненавистью к самой себе. А затем она почувствовала быстрые уколы ненависти к этому дому и к Уильяму за то, что они заставили ее ненавидеть саму себя. И в конце концов это вылилось в обычное раздражение, раздражение лишь против собственной слепоты.
