У следователя по лбу морщины поехали:
– При чем здесь клей?
Мне чудно – вопрос проще простокваши. Ведь видно: буква «Д» потеряла нижнюю риску, стала «П»… Сделали бы клей по-человечьи – никаких проблем…
– Что за риска? – спрашивает.
– Нижняя перекладина у «Д» отклеилась. Вместо «СЛАВА ТРУДУ» получилось «СЛАВА ТРУПУ». Всего делов. Тут еще ветер… Был бы клей хваткий, никакой ветер…
Следователь помотал головой, будто отгонял муху.
– Что ты плетешь! Риськи-сиськи, перекладина… Кого это волнует? У тебя – версия, а у нас – улика. Существующий факт. Чувствуешь разницу?
Я возражаю, мол, факт можно под любым соусом…
– Можно. Но твой соус тухлый. У тебя случайный ветер, случайно плохой клей, случайно оторвалась буква, и именно та, что изменила смысл. Здесь случайность или провокация?
– А мне это зачем? Какой резон?
– Вопросы задаю я. К примеру, хотел испортить нам праздник.
– В отношении испортить, – объясняю, – с вашей стороны осечка. Я детдомовец. Понимать надо. У нас праздника ждали, как слепой – света. Все стрижены наголо, будто в тюряге, а в глазах радость. Сам директор играл на аккордеоне, пел: «Орленок, орленок…» и еще – про смуглянку-молдаванку… она собирала виноград. Мы думали, «Виноград» – это город, как Сталинград. Но главное, в такой день – жируем от пуза: хлеба двойная пайка, в пшенке капля настоящего масла, потом дают кисель. И каждому круглый пряник, корочка на нем хрупкая, мы ее слизывали, чтоб не крошилась. Этого не забыть. С куцых лет праздник для меня – святое. А вы говорите…
Мой сыскарь рассматривал карандаш, будто ему в новину такая вещица и других забот нет. Наконец поднял голову.
– Складно поешь. Только ошибся: меня дитячьи сопли не трогают. Плакат был в твоих руках, значит, твоих рук дело.
Гляжу на него: махонький начальник, а уже говно. Что будет, когда станет большим…
Но вслух попросил встречу с главным механиком, он расскажет, вместе гуляли…
– Должен огорчить, у тебя один свидетель был – и тот ничего путного…
Оказывается, Евген Павлыч давно дома. На него компромата нет. За «Славу» не судят. Значит, кому – свобода, а кому – вагон для некурящих…
– Ты надеялся, за тебя костьми ляжет?
– Да нет, – говорю, – мне его помощь что сгорелая спичка. У Евген Пидоровича завсегда хвост под брюхом.
Менту что-то понравилось, бобрик теребит.
– Чего смотришь грустно? Не последний день живешь. Лучше вспоминай подробности.
Подробностей у меня навалом.
– До центра добежали без заминки, ветер подгонял. Бабы одной рукой прически берегли, другой – подол. Мужики тоже за шляпы держались. На площади, перед трибуной я выдал «Ура!» – все перепугались, голос такой, могу показать…
