Табита ненавидела, когда кто-нибудь ее рассматривал, — это вызывало у нее ощущение, что ей нужно поддернуть джинсы повыше и заправить в них футболку.
У барменши были тусклые блондинистые волосы и лицо, на котором жизнь прочертила глубокие неизгладимые линии.
— Ну как вам наш воздух? — бледно улыбнулась она.
— Ничего, а с пивом будет еще лучше.
— Какое берете?
— Самое дешевое, — сказала капитан Джут, а затем отошла и села за один из столиков.
Прочие клиенты перестали на нее глазеть и возобновили сонную негромкую беседу. Табиту ни они, ни все их разговоры напрочь не интересовали.
«Кладезь» был похож на любой другой гостиничный бар на любой другой планете. Местные липли к его стойке как приклеенные. Они деловито и непринужденно добивали свои печени алкоголем. На маленьком голоэкране музыкального автомата некий белокурый, бледнолицый, в мешковатом костюме лелеял и нянькал черный саксофон, испускавший белые, плавно всплывавшие к потолку яйца звука. Идеальный образчик безликости и обыденности, если бы не украшения.
По мнению Табиты, ничего они не могли украсить, но таково, надо думать, было их назначение. Все они были примерно одного размера, сантиметров тридцати, как серединка цветка при входе, и все они были установлены чуть выше уровня глаз, словно чтобы было на что смотреть.
Оттуда, где сидела Табита, было видно три штуки.
Одно представляло собой большое прозрачное яйцо, наполненное прозрачной же жидкостью, в которой скрючилась некая тварь, едва в яйце умещавшаяся. Если эта тварь и была на что-то похожа, то на помесь человека с рыбой.
И она была частично анимирована, подобно лицу в цветке. Время от времени рыбопарень начинал вроде как корчиться в своей скорлупе, и каждый такой раз из углов его рта всплывали цепочки пузырьков.
Второе украшение представляло собой другую тварь. Это был довольно точный слепок транта, изготовившегося к прыжку. И трант тоже мог немного двигаться — он периодически разминал свои длинные мускулы, никогда, однако, не сдвигая с места ступней. И он явно интересовался капитаном Джут.
Табита искренне надеялась, что все-таки эта тварь не способна прыгать. Она надеялась, что даже на Умбриеле, даже когда он в апогее, подобные номера не считаются милыми шутками. Третье украшение представляло собой попросту голову в натуральную величину. Голова была человеческая и вполне натуральная, даже слишком. У нее было мертвенно-бледное лицо и абсолютно лысый череп. Из черепа торчали во все стороны длинные железные шипы. Голова многозначительно улыбалась и облизывала губы ярко-красным языком.
