— Что-нибудь выпить, сэр? — спросила она.
До сознания Адальберта не сразу дошла эта простая английская фраза, и он пробурчал в ответ что-то нечленораздельное.
— Не угодно ли выпить? — снова спросила стюардесса, на этот раз по-немецки.
— Нет, спасибо! — автоматически ответил Адальберт тоже по-немецки.
— А ваш сосед? — спросила стюардесса.
— Не знаю. — Он спит, — неприязненно ответил Адальберт.
— Я вовсе не сплю! — несколько обиженно произнес человек в золотых очках. — Двойное виски с содовой. Без льда, пожалуйста!
Он говорил по-немецки без малейшего акцента.
— Яволь, майн либер герр! — словно обрадовавшись, защебетала стюардессса. Она взяла со столика бутылку и стала наливать виски в высокий стакан.
— Немного простудился, боюсь льда, — неожиданно обратившись к Адальберту, сказал сосед.
"А ведь это немец!" — с опаской подумал Адальберт.
Минуту-другую он соображал, как ему поступить. Этот незнакомец, конечно, слышал, как он, Адальберт, обменялся немецкими фразами со стюардессой. Делать теперь вид, будто он не знает немецкого, было бы еще менее разумно, чем признаться, что это его родной язык. Все сомнения разрешила Ангелика. Она вдруг открыла глаза и спросила:
— Нам еще долго лететь?
— О-о! — воскликнул сосед, разбавляя виски содовой водой из маленькой бутылочки. — Фрау, стало быть, тоже немка? Рад познакомиться. Разрешите представиться: Хайнц Готшальк.
Он вынул из нагрудного кармана пиджака сигару и, чуть приподняв ее, спросил Ангелику:
— Вы не возражаете?
— Нет, нет! — ответила Ангелика.
Готшальк извлек из кармана брюк золотую зажигалку, закурил и, пригубив виски, сказал, обращаясь на этот раз к Адальберту:
— А вы напрасно отказались. Отличное виски! Немного помолчав, Адальберт решил все же представиться:
— Хорст Альбиг. А это моя жена — Ангелика.
— Очень приятно! Лететь нам еще долго, фрау Альбиг! — расплылся в улыбке Готшальк, мельком взглянув на свои часы. — Насколько я понимаю, мы соотечественники?
— Вы живете в Германии? — вместо ответа спросил Адальберт.
— О нет! Я живу в Аргентине. Адальберт ощутил некоторое облегчение.
— И давно?
— Можно сказать, с незапамятных времен, герр Альбиг! Родители переехали в Аргентину, когда мне было семь лет.
"Семь лет!" — мысленно повторил Адальберт, наскоро подсчитывая, когда это могло быть. На вид Готшальку было лет пятьдесят. Значит… если, скажем, сорок три года тому назад… тысяча девятьсот третий!.. Получается, все прошло мимо этого человека. И первая мировая, и рождение национал-социализма, и третий рейх, и разгром Германии…
