- Коммунист!! - яростно заорал он и побежал из зала.
4
В проекторской как Мамай прошел. Видимо, Наиль искал нужную ему пленку: множество их, размотанных и перекрученных, лежали всюду большими змеиными клубками.
Сам Наиль, пьяный, как зюзя, сидел на стуле, играл на гармошке и пел:
Талы, талы, талы бегелеп тора,
Талы, талы, талы бегелеп тора
Тагын бер куресе килеп
Узек эзелеп тора.
Владимир Иванович растерянно улыбнулся и крикнул:
- Наиль!
Тот перестал играть и петь и внимательно посмотрел снизу на Печенкина, пока еще его не узнавая.
- Ты ж не пьешь, Наиль! - улыбаясь, удивленно проговорил Печенкин.
Наиль, кажется, наконец его узнал, но не смутился и не испугался, а, выпятив грудь, проговорил важно:
- Кто барин? Татарин барин.
И вновь заиграл и радостно запел ту же песню, которую, видимо, наконец вспомнил:
- Талы, талы, талы бегелеп тора.
Печенкин обвел проекторскую взглядом и увидел на столике в углу пустую хрустальную бутылку из-под армянского коньяка. Стрекотал проектор, крутились бобины, ползла пленка.
За спиной Владимира Ивановича беззвучно материализовался седой.
- Ни хрена себе, - сказал он и присвистнул.
Переступая через клубки пленки, как через сугробы, Владимир Иванович подошел к квадратному окошечку в стене и посмотрел на экран.
- Теряем людей! Хороших людей теряем! - слегка картавя, с горечью в голосе проговорил Ленин.
Печенкин повернул голову и внимательно посмотрел на седого. Тот смущенно засмеялся и махнул рукой.
- А шебутной ваш друг, ой шебутной! Он, когда я его сюда вез, проснулся и все одно и то же: "Бог сегодня не актуален! Бог сегодня не актуален!" Я говорю: "А кто говорит, что актуален?" - Седой снова засмеялся.
- А ты чего же, отпустил его, что ли? - спросил Печенкин, глядя не на седого, а на играющего и поющего Наиля.
- Да никуда я его не отпускал! - возмутился седой. - Я его в комнате охраны закрыл - он заснул сразу. Потом иду, мне навстречу Галина Васильевна: "Где он?" Я говорю: "Там-то и там-то"... - "Мне надо с ним поговорить, дай ключ". Ну, я дал ключ... Она взяла ключ... И все. - Седой развел руками.
Печенкин улыбнулся, подходя к седому, понимающе кивнул, положил ему на загривок свою пятерню, припечатался лбом ко лбу и заговорил:
- Ушел так ушел. Это горе не беда, Нилыч, это горе не беда. Рулек у "мерса" отломали, вот беда так беда. Третий. Третий, Нилыч, рулек...
Седой дернулся, пытаясь освободиться, но Печенкин не дал ему это сделать.
