И точно! Вон он, стоит припорошенный пылью дороги. Естественно, сигнализация не распознала во мне нового владельца, и я просто выбил стекло кирпичом. Сейчас все одинокие бабушки квартала названивают в милицию, ну и пусть! Порывшись в бардачке, я нашел что искал. Тот самый нож, который зачем-то прихватил с собой тогда.
Едва не снеся с петель стеклянные двери, я ворвался в уже знакомую мне приемную фирмы «Начните жизнь заново».
Виктор Кривянцев встал, пригладил ладонью волосы, как тогда. И не стал сопротивляться, когда проскочил всю махонькую комнатку одним рывком, перепрыгнул через стойку и прижал его в угол. Нож привычно лег возле его горла:
— Ведь это так просто, да? — совершенно ровно сказал слепец. Его глаза выбивали из меня душу и еще больше злили, но я застыл. — Так просто для тебя теперь сделать это еще раз? Всего одно движение и ты отомстишь мне, слепому уроду.
— Зачем!! Зачем ты так сделал? — закричал я ему в лицо, дыша перегаром и потом. Я прижал нож плотнее и по дряблой, начинающей стареть коже, скользнула капелька крови. — Я ведь заплатил тебе! Как ты узнал?
— Я всегда знаю. — Ответил мне он, продолжая смотреть на меня. Теперь я был уверен, что он смотрит. — Ты не изменишься оттого, что у тебя нет памяти. Ты убийца.
Я яростно зашипел ему в лицо:
— О-о-о! Тут ты прав! Еще какой! Теперь ведь и тебя могу убить! Отвечай живо, зачем ты это сделал?
— Ты убил и должен ответить за это. Скажи, тебе это понравилось? Ты, властелин жизни и смерти, одно движение и человек не дышит. Тебе ведь это понравилось? И ты хочешь сделать это снова?
Неожиданно силы, которыми я питался все это время, покинули меня и я отпустил его. Меня трясло, так же как и тогда… Когда я убил их. Я посмотрел на свои руки и увидел кровь, моргнул, и она пропала и появилась снова. Теперь она не уйдет уже никогда.
Виктор просто стоял и смотрел на меня.
— Это и есть твое наказание. Совесть и сны, отчаяние и боль потери. Я все это оставил тебе и теперь тебе никуда не убежать от этого.
Мне хотелось убить его, размазать по стене, выпотрошить, но я плакал, бессильно опустившись на пол…
Когда я вышел, открыв уже ставшую мне привычной стеклянную дверцу, возле фольксвагена стоял наряд милиции. Сержант записывал номера и говорил что-то по рации.
Медленно, едва ощущая свои ноги, я подошел к нему и протянул руки вперед:
— Я совершил двойное убийство. — Милиционер сначала было решил, что я шучу и робко улыбнулся, но потом увидел зажатый до сих пор в руке нож. И пятна крови на нем. И мои безумные глаза.
