Кострулев заставил себя встать и, осторожно ступая, направился в сторону полярной звезды.
Кистень
Дверь открыл полысевший скрюченный мужичок на деревянной ноге. Все правильно, кто еще может обитать в подвалах старых лачуг на Абельмановке.
— Петюня? Это ты?
— Я, Кутила. Хорошо тебя хлестануло.
— Был Кутилой. Теперь пацаны из ремеслухи меня прозвали Костылем. Я не обижаюсь.
— Чему учишь ремесленников?
— Сторожем пристроился. Пока держат. Заходи.
В маленькой уютной каморке они устроились за круглым столом, где стояли грязные алюминиевые миски и кружки. Кострулев достал бутылку водки и пакет с нарезанной колбасой.
— Чифиришь?
— На водочку-то не хватает. — Кутила улыбнулся, показав три последних зуба.
Кран с холодной водой находился тут же, в комнате, Петр сполоснул кружки. Выпили по первой.
— Сколько тебе влепили, Шурик?
— Трешник. Из зоны прямиком на фронт, в штрафбат. Там ногу и потерял. Легко отделался. А ты где чалился?
— В Туруханском крае. Война мимо нас прошла, только инвалидов и трупов тоже хватило. Уцелели немногие, до амнистии дожили единицы.
— Ты мужик жилистый.
— Долгий жив?
— Шоферит в потребсоюзе. Все такой же, не изменился. С войны орден приволок, начальника штаба возил. Одной контузией отделался, оглох, но по губам все понимает.
— Глухой шофер?
— Бывший командир его пристроил.
— Да, помощничков из вас не выйдет.
— Хочешь кассу взять?
— Хочу саквояж найти, башли нужны. Войну мне объявили, а с голыми руками на танк не пойдешь.
— Оружия в Москве хватает.
— Нет, Шурик, стрелять я не собираюсь. Оружие, оно разное бывает. Деньги тоже оружие, если правильно ими распорядиться.
— Не брат ли твой?
Кострулев насторожился. Разлил водку, выпили еще.
— А что ты о моем брате знаешь?
— Обыск у меня делали после тебя. Ясное дело, саквояж в твоем доме не нашли. Куда же он делся? О том, что ты золотишко Ивану сплавлял, мы давно знали, только виду не подавали. Логика простая: Машку кто-то убил, тебя взяли, обыск ничего не дал. Вывод: саквояж не нашли. Квартиру опечатывать не стали. Ключи есть у Ивана, значит, он должен прийти и взять саквояж. Так ведь? Для вида и вещи забрал бы, память о матери. Но Иван не приехал. Долгий за твоим домом наблюдал. Рабочие на свалку все вынесли, а дворники растащили по своим норам.
— Иван не хотел светиться.
— Из-за таких-то денег? Брось, Петюня, он за копейку удавится. Жену бы прислал, все же сестра умерла. Машу из морга — и на погост, даже поминки не устраивали. Как нерусские.
