Дверь открыла домработница. Родион легонько отодвинул ее в сторону и ступил мокрыми ногами на натертый паркет, вызвав законное возмущение. На шум сбежались домочадцы. Пижамы и ночные сорочки гостя не смутили.
— Я к вам, Герман Спиридоныч, по важному делу.
Шум резко оборвал жест величественной руки хозяина.
— Хорошо, Родя, по пустякам ты не пришел бы в такое время. Идем в мой кабинет.
Солидный седовласый полный мужчина повернулся и зашмыгал стоптанными тапочками по ворсистому ковру. Всегда элегантный, в накрахмаленных сорочках и красивых галстуках, он выглядел очень нереспектабельно в поношенной пижаме с заплатками на локтях, сделанными так, будто они являлись оригинальной задумкой модельера.
Высокие потолки с лепниной, шкафы с книгами, портреты знаменитостей с подписями и мебель из карельской березы — сразу понимаешь, в чей дом попал. «При коммунизме все так жить будем», — однажды пошутил Иван Пырьев, когда в его квартиру пришли студенты.
— Слушаю тебя, Родион Платоныч, — усаживаясь в глубокое кресло, произнес Усиевич.
— Кому могла помешать Анфиса?
— Помилуй бог, Родион! Кому может мешать талантливая актриса? Она нарасхват. Мы уже собираемся нанять вам нянечку и прислугу за счет студии. Ее ждут.
— Мне она об этом ничего не говорила.
— Анфиса знает твое отношение к ее творчеству. Домохозяйки из нее не получится, она не сможет жить без кино.
— Это она вам лично сказала?
— Борису Кушнеру. Он ездил к ней две недели назад, и она дала ему согласие на съемки в новой картине. Первый месяц посидит с ребенком, а там будем думать, как совместить ее материнство с работой. Пойми, Родя, Анфиса прирожденная актриса и по-другому жить не сможет. Ты сам к кино относился с насмешкой, а теперь втянулся и другой работы тебе не надо. Но ты трюкач, а она дышит ролью, и в этом ее счастье.
— Спасибо. Утешили.
— Подумай сам. Любая актриса мечтает сниматься у Бори. Тем более в главной роли. Каждая его картина — событие.
— А если она откажется?
— Кушнер возьмет другую. У него очередь стоит в коридоре из заслуженных артисток.
— Фанаток.
— Фанатизм — часть профессии, и ничего плохого в этом нет. Я видел слезу на глазах Пети Олейникова, когда его не утвердили на роль. Но там другие проблемы, как ты знаешь.
— Можно за роль убить конкурента?
Усиевич замер с открытым ртом и долго моргал, разглядывая сумасшедшего трюкача. Шутит или нет, он не мог понять. Может, свихнулся?
— А это как поставить вопрос, — наконец уклончиво проговорил он.
