— Санаторий не из лучших попался.
— Я отвезу тебя на дачу, пока там поживешь. Ирина настроена очень агрессивно, зачем тебе это надо.
— Значит, она верит в то, что я убил Маруську?
— Ее не переубедишь.
— Где дочь?
— Не волнуйся, Лёлька в Крыму, в пионерском лагере «Артек». В наше время о таком и мечтать не могли.
— Взрослая уже. Меня не узнает.
— А ты ее узнаешь?
— Вылитая Маруська.
Они пошли по платформе к выходу.
— У меня машина, Петр. Казенная. При шофере лучше не разговаривать.
— Стукачи не перевелись?
— Боюсь, их еще больше стало.
— В зону до сих пор троцкистов сажают. И смех, и грех. Троцкого уже на свете нет, а их все гонят.
— Политикой заинтересовался?
— Ты знаешь, кто меня интересует. Тот, вместо кого я семь лет в зоне чалился. Что скажешь, Иван?
— А что ты хочешь услышать?
— Саквояжик с добычей где? О тайнике только ты знал.
— Значит, не только я. Маша должна была утром его принести. Я ждал ее, покупатель ждал, деньги приготовил, все на мази, а ее нет и нет. Мне только к вечеру Ирина рассказала о случившемся, ее в морг возили на опознание. Она же и об аресте твоем сообщила.
— Красиво травишь. А ты знаешь, сколько стоит саквояж? Миллион триста с небольшим. Наш процент составлял семьсот тысяч. Я хотел завязать.
— Сейчас уже другие деньги. Если есть кубышка, давай пока не поздно. Вот-вот реформа грянет, у меня сведения верные. Менять будут десять к одному и за каждую копейку отчет потребуют. Пропадут все твои многолетние сбережения, ты же десятой части не тратил.
— Все верно, Ваня. Деньги я Маруське отдавал, а она оставляла только на жизнь, остальное в золото обращала. Война стояла на пороге, кому нужны бумажки? Гитлер свои привезет. Маруська не верила в нашу победу.
— Значит, золота у тебя больше, чем в банке? Покупатели никуда не делись. Пройдет реформа, можно будет наладить поток.
— Я подумаю. А в качестве аванса выдай мне сегодняшними тысяч сто.
— Смеешься?
— Улыбаюсь. Я за нас двоих сидел. Твои пятнадцать процентов, умноженные на семь лет лагеря, на полмиллиона потянут.
— Тише, тише, Петя, достану я тебе деньги.
На привокзальной площади их ждал длинный черный лимузин.
— Кучеряво живешь, брательник.
— Добро бы своя была. Министерская.
Они сели в машину и поехали на дачу.
Дом в Малаховке выглядел дворцом.
— Тоже казенный?
— Свой. Участок дали от министерства. Строились сами.
— На пятнадцать процентов такой не построишь.
Иван принес из машины продукты, передал ключи.
— Такая погода, а Ирина в Москве сидеть будет? — спросил Петр.
