— Вам виднее. Нагрузки были тяжелыми, я это понимаю. Отдохните пару дней. Поставки пойдут с разных районов, у нас нет централизованного банка. Ваш рейс уникален, вы повезете только рассыпное золото, а оно требует особой обработки. Но больше двух дней мы вас не задержим.
— Как прикажете.
Ужин продлился не больше часа, после чего усталого пилота отвезли в город, в гостевой дом. Никто из прибывших не знал о том, что в аэропорту есть своя прекрасная гостиница для летчиков, но окна милого приюта выходят на летное поле, где стоял сверкающий четырехмоторный лайнер.
Проводив гостя, Белограй вернулся в здание аэропорта, там его ждал бортинженер Василий Муратов.
— Видел местечко, обозначенное мною на карте, Василий Евдокимыч?
Капитан встал по стойке смирно.
— Ладно тебе, Вася. Здесь все свои, кроме усатого. — Он кивнул на портрет Огалина, висящий на стене.
Муратов покраснел, будто сам обронил слово, за которое можно сгнить на ближайших приисках. Генерал мог себе позволить не стесняться в выражениях, он здесь бог, царь, и вождь, а Сталин далеко.
— Рассчитал расстояние?
— Три тысячи семьсот километров.
— Вот туда нам и надо свалить Ту-4.
У бортинженера ком подступил к горлу.
— И не таращься на меня, как на бешеного таракана. Не свалишь самолет — расстреляю. Так надо, Вася. Не будет меня, всю мою команду пустят под нож. Всех до одного.
— Почему вас не будет, Василий Кузьмич? — с трудом выдавил Муратов.
Генерал достал из кармана конверт и протянул капитану. — Читай!
На бланке Министерства государственной безопасности был напечатан следующий текст:
«Генерал-майору госбезопасности
Белограю В.К.
Приказ.
Срочно явиться в Главное управление для решения кадровых вопросов и реорганизации некоторых управлений Дальстроя с целью дальнейшего улучшения работы на подведомственных вам территориях. Подготовить отчеты и предложения, связанные с поставленной задачей.
Вылететь незамедлительно со спецрейсом, прибывшим за грузом.
Министр Государственной безопасности Абакумов В.С». Капитан положил бумагу на стол.
— И что это значит?
— Расстрел, Вася. По другим поводам таких начальников, как я, индивидуально к министру не вызывают. Если меня шлепнут, то я враг народа, а вы все — мои пособники. На рудниках сгниете. Если я погибну во время перелета в Москву, то останусь героем. Мне еще памятник поставят и вас не тронут.
— Вы хотите разбиться?
— Дурак ты, парень. Разобьется самолет. А кто в нем был или не был, уже не проверишь. Пока я здесь, сумею всех вас в безопасные места раскидать, на «материк» отправить. Мои приказы все еще имеют силу, нового начальника раньше осени не пришлют. Спасти всех хочу. Мне уже терять нечего.
