— А сын в лесные братья подался?
— Загадка. Двадцать пять лет парню вкатили. Взяли в 46-м, ему тогда двадцати еще не исполнилось. Сопротивление при аресте не оказывал, на моих допросах молчит.
— Сам, что ли, сдался? Твоих ребят, как котят, раскидал, а в 46-м лапки поднял кверху?
— Темная лошадка.
— Кто третий?
— Бандеровец. Тарас Негода. Брали его в сарае, тоже с песнями. Матерый волчара, с такими не договоришься. Этого упекли за дело, стучал на своих же, и тех вешали.
— Был и четвертый?
— Троцкист. Пятьдесят восьмая, десять и одиннадцать. В зоне с тридцать восьмого. В руки не дался, с террасы маяка сиганул — канаты перерубили и другого выхода не оставили.
— Сколько же они на маяке чалились?
— Около двух лет. Поразительно другое, Харитон Петрович. Ушли они в конце ноября 48-го из Оротухана, с сопки верхом на бревнах по сплаву, вырубленному в склоне — и прямо в реку с высоты трехсот метров. Их даже искать не стали. Выжить нереально, а они выжили. Вода ледяная, поток бешеный, что там говорить, самоубийство.
— Оротухан из Ягодинского управления?
— То-то и оно.
— До мыса Чирикова километров пятьсот будет.
— Не меньше. И перевал Шайтан не обойдешь. Гибельное место.
— Сколько же времени они добирались до маяка?
— Одному богу известно. Я бы не поверил, но факт — вещь упрямая.
— В каком они состоянии?
— Все здоровы как быки, колхозник их витаминами потчевал. Летом картошку выращивали, эвенки рыбу ловят и оленину добывают. Крупу в Магадане покупают. Жить можно.
— Объясни мне, Никита, как может волк договориться с козлом?
— Договор такой уже был, в басне Крылова. Там вроде бы тоже козел присутствовал. Волк его вину точно определил: виновен в том, что волк хочет жрать.
— Да, да, что-то в этом роде. Как могли сговориться контрик, предатель, партизан и крестьянин и уйти в бега в общей упряжке?
— На Колыме все равны, если есть одна цель — выжить.
— Значит, хозяин ошибается.
— О чем это ты, Харитон?
— О том, что земные законы у нас не срабатывают.
— Что будем с ними делать? Они же списанные.
— Бандеровца в расход. Латыша и казака переправь в центральную больницу, сопроводиловку я составлю.
— Придется завести на них карточки.
— Нет нужды, их судьбу хозяин решать будет. Отчет я ему предоставлю.
— Скажи, Харитон, Важняк мой там же?
— Там.
— Что задумал генерал?
— Кто бы знал, Никита. Думается мне, они выживут. Не зря же он их откармливает. На убой и голодные сгодятся.
— Сколько их?
— С твоими двумя — восемь. Камер — десять.
