Кое-кто тут же пополз с седла, оседая прямо в слежавшуюся придорожную пыль.
По тому, как двигался Роберт, как настороженно осматривался, Лерн понял: друга что-то беспокоит. Спрашивать не стал, люди измотаны, каждое лишнее слово может стать причиной ссоры. Если впереди чисто, стоит ли усугублять?
Они вдвоем отправились в разведку. Кони едва переставляли копыта, потом вовсе остановились.
Роберт вытащил из торока шлем с бармицей и, сдернув пыльный, насквозь пропотевший капюшон, надел на голову.
Первой мыслью Лерна было, что голова графа Парижского сварится не хуже, чем в котле с кипятком. Второй - что и его собственной голове не избежать печальной участи. Если Роберт осторожничает, ему, Лерну, вдвое стоит поопаситься.
Геннегау догнал друга шагов за тридцать до развилки. По обочинам, густо разросшиеся, кусты малины и орешника прикрывали неохватные старые стволы деревьев. Тусклые, зеленые кроны смыкались над головой, образуя длинную арку.
Полдень, пыльные листья, безветрие, волнистое, душное марево - картина напоминала старый выцветший гобелен.
Дальше они поехали стремя в стремя, держа наготове удобные короткие копья.
Вокруг ни шевеления, ни звука, но тревога уже стискивала сердце, заставляя, собрать остатки сил.
Из-за камня раздался тихий вскрик, следом, вихляя, вылетела короткая, как для детского лука стрела. Она ушла круто вверх, чтобы, ударившись о сучок, упасть к ногам лошадей.
Оба рыцаря мгновенно оценили обстановку: кто бы ни сидел за камнем, в серьезные противники он не годился. Кони рванули одновременно, и через три неспешных удара сердца, закованные в броню рыцари, выгнали на тропинку сарацинского мальчика с самодельным луком в одной руке и коротким пичаком в другой. Перед ними стоял подросток лет двенадцати, в длинной серой рубахе, которую здесь называли джелябой. Ни игрушечного лука, ни ножа он не бросил.
Лерн уже примеривался, куда воткнуть копье, когда Роберт вскинул руку. Свое копье он поднял, уперев пятку в стремя.
- Он же напал на нас! - возмутился барон, не понимая причины отсрочки справедливого наказания.
- Ты испугался?
- Нет, конечно, - обиделся Лерн.
- Ты, понимаешь наш язык? - обратился Роберт к сарацину. Тот замер, будто каменный.
То ли в самом деле не понимал, то ли решил молчать.
- Зачем он нам? - возмущению Лерна не было предела. - Нехристь, он нехристь и есть, - копья Геннегау не убрал и на всякий случай вновь приметился.
- Ты случайно дороги не знаешь? - Роберт обращался к другу, не поворачивая головы.
