Во сне на каменистой площадке перед ним стоял не сарацин. В дальнем ее конце, точно против Роберта, опиралась на крестовину, воткнутого в землю меча Бригитта.
Легкая кольчуга с наголовником, отделанный бирюзой пояс - весь доспех - ее.
Знакомый, памятный… только меч - чужой: огромный двуручный. А лицо - бледная маска ненависти. Роберт еще успел удивиться, как она собирается сражаться таким оружием, когда видение, подхватив меч, двинулось в его сторону. Клинок легко порхал в руках. Лицо оставалось застывшим, неживым.
Гигантский двуручный спадон обрушивался на Роберта сверху, справа, слева. Силы уходили не на отбивание ударов. Главное было заметить, откуда летит на него сверкающая смерть. В какой-то момент он понял, что перед ним уже не Бригиттта.
На него надвигался некто или нечто в знакомых доспехах с клубком мрака вместо лица.
Потом во сне пришел запах осени. Роберт лежал на пестром ковре из осенних листьев, не зная убит или нет. Вопрос назойливо вертелся, разгоняя клубящийся туман во вне и в нем самом.
На этом бывший граф Парижский просунулся.
Гарет и Дени выкопали всю репу на поле перед гарью и свезли в дом Тисы на малень-кой послушной лошадке, которую мальчишка звонко именовал Гизеллой. Потом Гарет, те-перь уже с Хагеном, сложили нарубленные дрова в ровную поленницу. Соль и Лерн занялись лошадьми: вывели из-под навеса погонять. Только Роберт слонялся, не находя себе места. Запомнившееся до мелочей ночное видение, беспокоило как все, что приключается с человеком впервые. При всем при том, что он не верил ни в троллей, ни в эльфов, ни в привидения. Однако на земле нет воина начисто лишенного суеверий.
Повеселевшая, почти распрямившаяся Тиса, хлопотала в доме и во дворе, заговаривала то с одним, то с другим. Только к Роберту не подходила. А тот все не решался, отозвать ее для разговора.
Голос он услышал с опушки. Лерн как раз вывел своего коня… или то был шепот… или несколько тихих голосов, прихотливо сплелись в звук его имени…
Роберт пошел на этот зов, не раздумывая.
Быстрый шаг скоро перешел в бег. По лицу хлестали ветви, под ноги подворачивались узловатые корневища. Голоса уже не было слышно, а он все продирался сквозь чащу, пока не вышел к двум, сложенным друг на друга камням.
Дольмен венчал маленький конический холмик. Поляну окружали старые дубы. С того места, где стоял Роберт дольмен казался столом на массивной ножке.
На краю каменной столешницы боком притулилась согбенная фигурка.
