- Маленький прокурор, - кивнул старик на мальчика.
- Не дай Бог, - засмеялся Щерба. - А ты все еще работаешь? Глаза поберег бы.
- Уже беречь нечего. Я на пенсии давно, но дома сидеть не могу. А тут за столом из окна людей видишь, суету. А ты как, прокурор?
- Что я? Тоже ведь уже пенсионер, и тоже вкалываю.
- Тоже мне пенсионер! Мальчишка! Я ведь старше тебя лет на пятнадцать. Никого из старых мастеров не осталось. Ни портных, ни ювелиров, ни часовых мастеров, ни скорняков. Все разъехались - одни в Америку, другие в Израиль, третьи на тот свет, - он вздохнул.
И тут мелькнула какая-то мысль, и Щерба спросил:
- А где Канторович?
- Лейба? В Израиле, в Хайфе.
- Жив?
- Жив. Второй инфаркт перенес. Он старше меня на восемь лет.
- Пишет?
- Редко... Ах, какой мастер был! Художник!
- Арончик, у тебя адрес его есть?
- Конечно, переписываемся ведь. Хочешь написать?
- А почему бы нет!
- Правильно, старому еврею приятно будет, - одобрил Арончик, не зная, какая мысль засверлила Щербу. - Я адрес тебе дам, прокурор, у меня тут в ящике его последнее письмо, ребятам читал, подожди минутку. - Он ушел в подсобку, где висел пиджак, и вернувшись, протянул Щербе конверт. - Будешь писать, сообщи, что адрес его тебе дал я.
- Хорошо. Ну, будь здоров, Арончик. Рад был повидать.
- Заходи почаще, поболтаем. А то когда-нибудь придешь, спросишь Арончика, а тебе скажут: "Арончик?! Так он уже год, как на еврейском кладбище поселился..."
Вечером, когда ребенка накормили-напоили, искупали, Щерба сел к письменному столу, достал лист бумаги и задумался, словно брал разгон. "Риску никакого, - уговаривал он себя. - Ну, не ответит, или вообще затея моя дурацкая. Что потеряю? Истрачусь на почтовые расходы?" Он хорошо помнил Льва Исааковича Канторовича. Это был самый опытный, самый знающий, самый старый в городе ювелир. Воистину художник, как говорят, золотых дел мастер. Попасть к нему можно было только по блату, он не брался за что попало, а только за ту работу, которая приносила наслаждение, как живописцу, ловящему и поймавшему вечно ускользающий зеленый луч. Много лет прокуратура приглашала Канторовича, когда требовалась квалифицированная экспертиза. Щерба знал его, пожалуй, не меньше четверти века...
"Уважаемый Лев Исаакович! - начал писать Щерба. - Пишет Вам Миша Щерба из прокуратуры. Надеюсь, не забыли меня, хотя прошло много лет, как мы не виделись, за это время я стал пенсионером, однако еще работаю, тяну лямку, иначе дома от безделья можно досидеться до умопомрачения. Адрес мне Ваш дал Арончик, просил кланяться, последнее Ваше письмо он получил. О нашей жизни распространяться не буду, полагаю, что из писем, которые вы получаете не от одного Арончика, представление о ней имеете. Буду честным, пишу Вам с некоторым шкурным расчетом, поскольку специалистов Вашего класса уже не осталось. У нас в прокуратуре сейчас появилось одно дело, упоминается в нем американский ювелир Кевин Шобб. Если вы что-либо слышали о таком, хотелось бы получить от Вас подробную информацию о нем, может она нам чем-либо пособит, поскольку речь, между нами говоря, идет об убийстве человека, работника одного из музеев. Буду Вам очень признателен. Здоровья Вам и благополучия. Искренне Ваш М.Щерба. Вот мой адрес..."
