Но стрелки часов рано или поздно, но показывают полшестого. Это свойство присуще всем часам и заложено в основу их конструкции.
И вот стрелки часов показали полшестого, и Герберт Иванович вышел на улицу, потому что рабочий день его уж был окончен и настал личный вечер его.
А вечер был хорош. Вечер был фантастичен и хорош. Луна светила не в полную силу, заслоняемая легкими серыми облаками. Горели желтые фонари. Скрипел снежок. Свежевыпавший снежок. Вечер был хорош.
И Герберт Иванович, привыкший проводить личные вечера непосредственно в лучах телевизора, вдруг почувствовал какую-то бодрость и немое удивление. Шел это он себе по фантастической снежной улице и, сам себе удивляясь, думал. Он думал так:
– А ведь я сейчас дойду до угла. Да-а. И там будет. Овощной магазин будет там. Там будет овощной магазин. Зайду. Постою. Ни-ни-ни. Ни в коем случае не волноваться. Ни-ни. Будет очередь. Постою, а зато возьму полную сетку вкусной и питательной картошки. Внедренная в меня, она доставит мне приятные вкусовые ощущения, а телу даст силу, необходимую для дальнейшего проживания жизни…
Увлеченный такими своими задушевными мыслями, Герберт Иванович мало что замечал вокруг. И зря, потому что вокруг было очень много чего интересного и поучительного.
Например, около городского издательства целовалась по случаю вечера зеленая молодежь. Друг с другом. А другая молодежь спешила в вечерние вузы и техникумы с книжками под мышками и в портфелях.
А чуть поодаль, около «Гастронома», стояли, трясясь с похмелья, какие-то люди с бахромой на рукавах. Просили у прохожих денег, которых им не давали.
Зря, зря. Мог бы увидеть гражданина с булкой и в сером двубортном пальто. До пят. Гражданин делал булкой умоляющие жесты, прося впустить его в троллейбус. Нет, не пустили, ибо впускать положено на остановке, а вовсе не на перекрестке, где находился просящий.
И уж, конечно, даже и внимания не обратил Ре-вебцев на легковую черную машину, которая ехала-ехала, да вдруг внезапно и остановилась.
Вдруг остановилась машина. Остановилась внезапно, будто наткнувшись на невидимую мягкую преграду.
И из машины вышел ее шофер и сказал человеку в телогрейке, вяло сгребающему уже упомянутый свежевыпавший снежок.
Словом и улыбкой выказывая пренебрежение к выполняемому сгребальщиком труду, сказал, улыбаясь:
– Дорогой, ты вот что. Нажми мне на радиатор. Сильно.
И сел за свою черную баранку.
Трудящийся, откинув метлу, совок и лопату, полез через им же наметенный сугробчик на проезжую часть и стал нажимать на радиатор. Сильно.
