– Как так?! – ахнули служащие.
– А вот так. Брызнуло, и все тут. Помните, я бюллетенила, вы еще ко мне с яблоками приходили?
– Помним, – вспомнили служащие.
– Так что – думай, – сказала дама и, забрав стул, ушла от Канашкина.
– Руки все посотрешь! – кричали служащие.
– Да и вообще! – уговаривали они.
– А накладные-то расходы, накладные. Нет, ты подумай, – все кипятился Сорокоумов. – Тебе ж выпить захочется с устатку!..
На шумок заглянул и начальник, товарищ Пугель. Славен он был тем, что выкопал в городе четыре подвала. Он часто переезжал с места на место, меняясь и расширяясь. И везде копал подвалы. Он любил свои подвалы. На вечеринках он всегда рассказывал про свои подвалы и показывал трудовые мозоли, полученные вследствие подвалов.
– В чем дело, товарищи? – строго осведомился он. – Что тут у нас? Дискуссионный клуб «Литературной газеты» в рабочее время?
– Тут вот Канашкин задумал самостоятельно квартиру ремонтировать…
– Да? – подобрел начальник. – Ну и как, Канашкин? Чувствуешь свои силы?
– Чувствую, – отвечал Канашкин, смело глядя в лицо начальника.
– Молодец! Я, знаете ли, люблю людей, которые все делают своими руками. Мне кажется, что они и на производстве как-то… дисциплинированнее, чем все эти… любители прачечных, – сказал начальник.
И ушел. А вскоре исчез и Канашкин. По каким-то своим личным, а может быть, даже и производственным делам. И по его уходе среди людей состоялся следующий разговор:
– Вот подлец! Умеет же соврать! Весь рабдень где-то шатался, а ловко так загнул – квартиру, дескать, он ремонтирует…
– А я вот никогда ничего придумать не могу, кроме как что мне надо в больницу…
– А я всегда – что мне нужно кого-то из родственников встретить…
– А мне и вообще в голову ничего не лезет. Даже как-то стыдно…
И служащие погрузились в глубокое молчанье…
И тут я оторвался от рукописи и с надеждой заглянул в строгие глаза Николая Николаевича Фетисова, своего старшего друга и непризнанного гения, проживающего у нас в полуподвальном помещении.
– Все! Конец!
– Конец так конец, – пробурчал он, затягиваясь сигаретой «Памир».
Мы сидели на осенней скамейке близ Речного вокзала. Желтые листья плавно кружились. В сопках стлался туман. Белый теплоход, протяжно гудя, выходил на середину реки Е.
– Ну и как вам оно, Николай Николаевич, – дрогнув голосом, спросил я.
– Это сатира, что ли, и называется? – осведомился Николай Николаевич.
– Ну, – обрадовался я. – Это – сатирический рассказ. Я его подправлю и куда-нибудь пошлю.
