Кочегар и пошел. Слесаря же разбирало любопытство и хотелось ему еще поговорить с кочегаром, но он любил дежурить в милиции и поэтому лучше остался дежурить.
А проводить кочегара взялся один молодой ефрейтор, почти мальчик. Они шли по улице и беседовали.
– Дак ты, мужик, так можешь и до профессора дойти? – уважительно сказал ефрейтор.
– Заставят, так и дойду, – гордо ответил несчастный ученик и исчез в темноте.
БЕЛЫЙ ТЕПЛОХОД
Товарищ Канашкин отсутствовал на службе. А к концу дня пришел и бросил портфельчик на мягкое сиденье своего канцелярского стула. Достал порядочную кипу деловых бумаг и стал их лихорадочно листать, прицокивая зубом.
– Рассказывай, Канашкин, – первым не выдержал Бумажкин, лихой служащий, игрок в баскетбол, знаток шахматных дебютов и эндшпилей.
Канашкин поднял удивленные глаза:
– О чем?
– Где был, что видел, – хохотали служащие.
– И не спрашивайте даже, товарищи! Плохо, когда у тебя нет квартиры, но еще хуже, когда она у тебя есть.
Сделав такое странное заявление, Канашкин опять уткнулся в бумаги.
– Мне бы дожить до таких времен, когда бы и я смог вот также легко… – уныло начал Змиенко, отец семейств.
– А кто тебе виноват? Не надо разводиться. Тогда и квартира будет.
– Тебя не спросил, – буркнул Змиенко, стоявший со своей новой семьей в очереди уже седьмой год.
Тут в разговор вступил сам Канашкин:
– Нет, вы можете себе представить? Я всегда платил за побелку тридцать рублей и за окраску двадцать. А сегодня жду их полдня. Приходят, естественно, пьяные и говорят: «Пятьдесят за побелку, а за окраску еще пятьдесят!» Да слыхано ли это?! За такие деньги я и сам все сделаю. И покрашу и побелю.
И снова в бумаги.
– Черт его знает, – сказал отец семейств. – Мы когда с Марьей жили, так нам тесть всегда помогал. Пришлет рабочих, они и работают. А что он им платил – черт его знает.
– И потом, – вступил в разговор пожилой человек Сорокоумов. – Ты учти, тебе все придется самому доставать: красочку – раз, известочку – два, шпаклевочку – три. Так что подумай!
– Сам все сделаю, – ответствовал Канашкин.
И тут встала громадных размеров женщина Катерина Давыдовна Младенцева. Она подошла к столу Канашкина со своим стулом. Села напротив и сказала, глубоко дыша:
– Виктор Валентинович, ты посмотри на меня. Ты видишь, что правый глаз у меня красненький.
– Ну, вижу, – невежливо признал Канашкин.
– Вот. – Женщина заговорила басом. – За тридцать два рубля он у меня красненький, мой правый глаз! Тоже ко мне пришли, обмерили стены и говорят: «Тридцать два рубля». А я им: «Идите вы к черту!» Вроде тебя. Я сама, говорю, сделаю (вроде тебя). Взяла краскопульт, налила туда по инструкции известки и чуть не лишилась правого глаза.
