Он легко, на ходу, выпрыгнул из брички, швырнул вожжи на сиденье и пошел рядом.
— Пройдемся маненько…
Они шли некоторое время молча.
— Как с интернатом? — спросил Романенко. — Лес достали?
— Пока нет, — хмуро ответил Ломов.
— Фондовый товар, — вздохнул Романенко. — Я так полагаю, городскому человеку в наших условиях трудно. По Ленинграду не скучаете?
— Нет.
— Был я один раз в Ленинграде. В сорок шестом. Культурный город. Каждый камень помнит исторические события. С харчами было в сорок шестом туговато. А нынче, я полагаю, всего завались?
От Романенко душно пахло луком и тем стойким запахом вина, который уже не зависит от того, пил ли человек час назад или неделю назад,
— Теперь такой вопрос, — сказал он, как всегда загадочно перескакивая с одного на другое. — Привезут тут на той неделе в одно место телеграфные столбы. По стандарту они не подойдут. А лес сухой, выдержанный, в аккурат для вашей пристройки…
— Послушайте, — остановился Ломов. — Вы для чего мне все это рассказываете?
Романенко тоже остановился; наклонив голову, он высморкался в грязь.
— Исключительно для пользы дела.
Лицо у него было привычно добродушное и бесхитростное.
— Если вы думаете, — сказал Ломов, — что телеграфные столбы могут повлиять на успеваемость вашего сына…
— Боже спаси! — крикнул Романенко, замазал руками и рассмеялся. — Та разве ж я не понимаю? И думки такой не булo!
— Вот и хорошо. А теперь я хотел бы побыть один. Мне нужно собраться с мыслями.
— Бувайте, — сказал Романенко.
Он всегда переходил на полурусский-полуукраинский жаргон, когда у него что-нибудь не удавалось.
Бричка исчезла за бугром.
В поезде Ломов составил список дел, которые ждали его в Курске.
С ним происходила странная вещь: он сам чувствовал, что, чем больше реальных осложнений возникало на его пути, тем он становился упрямей. Обнаружилось вдруг, что, разозлившись, Ломов гораздо больше владеет собой, своими мыслями, чем в обычном состоянии. Он видел, что, с тех пор как ему удалось определить своих друзей и врагов, жизнь в Грибкове стала осмысленней.
Обежав в Курске до обеденного перерыва все необходимые места и нагрузившись покупками для школы, уставший и голодный, он пришел в облоно. На лестнице ему встретилась толстенькая инспекторша Угарова. Не замечая его, она спускалась по ступенькам, низко наклонив голову, словно рассматривая кончики своих бот.
— Здравствуйте, Елизавета Михайловна! — весело крикнул Ломов.
Она вздрогнула и подняла заплаканное лицо.
