— Привет талмудисту!
— Привет карьеристу, — серьезно ответил Зундич.
— Ты с ним так не шути, — хмуро сказал Городулин.
Капитан и подполковник посмотрели друг на друга, оба хотели что-то сказать, но порядочность не позволила им этого.
После ухода Зундича Городулин повозился еще с полчаса, все время посматривая на телефон. Потом решительно сел за стол, написал рапорт о переводе на пенсию, снял с вешалки фуражку, запер кабинет и отдал ключ Вале.
— Я у начальника, — сказал он, не глядя ей в глаза.
День был для посторонних неприемный, но перед дверью кабинета комиссара сидело человек пять. Механически, наметанным глазом Городулин определил, что все они, вероятно, по поводу прописки. Глядя на их лица, даже здесь, в приемной, Городулин подумал, что не хотел бы он сейчас быть на месте комиссара. Паршивое это дело — отказывать людям.
— Отыскался след Тарасов! — насупившись, сказал комиссар, когда Городулин вошел в кабинет. — Прошу садиться, товарищ подполковник… Володя, много еще там народу? — спросил он своего адъютанта.
— Трое, Сергей Архипыч.
— Ты им объясни, пожалуйста, что я ведь сегодня не принимаю… Помягче как-нибудь, но твердо. А заявления у них возьми…
Адъютант вышел.
— И никого ко мне не пускай! — крикнул вслед комиссар.
«Приготовился проявлять чуткость, — с горечью подумал Городулин. — Даром мне ее не надо».
— Я полагаю, — сказал комиссар, — вам докладывали вчера, что я приказал зайти?
— Так точно. Допрос Гусько задержал меня в тюрьме до девятнадцати часов.
— И вы после этого не заезжали в Управление?
«Знает или не знает? — быстро подумал Городулин. — А ну его… Еще врать».
— Заезжал, товарищ комиссар.
— Для вашего возраста и милицейского стажа выглядит это довольно странно. И затем сегодня утром вам надлежало тотчас же по приходе доложиться мне. Я ведь приглашал вас не к теще на блины, а по служебному делу, товарищ подполковник…
Одутловатое, обычно бледное лицо Городулина покрылось розовыми пятнами. Ожесточение и обида, с которыми он явился к начальнику, сперва подернулись стыдом, а затем еще более растравились.
«Теперь-то в самый раз цепляться…»
— Виноват, товарищ комиссар, — сказал Городулин.
— Что с Гусько? — сухо спросил комиссар. Городулин коротко доложил. Надо думать, прокуратура будет вести следствие не более недель двух, а затем — народный суд в Усть-Нарве.
— Вышку получит? — спросил комиссар.
— Вряд ли.
— Жаль. А может, по совокупности?
— Не думаю.
Комиссар был одного возраста с Городулиным. Начинали они когда-то в угрозыске вместе, затем пути их разошлись. Сергей Архипыч ушел сперва в комвуз, потом на рабфак и в институт, а Городулин продолжал трубить и трубить в милиции. В войну, начав старшим лейтенантом разведроты, Сергей Архипыч дослужился до генеральского чина и году в сорок шестом снова вернулся в милицию. Встретились они ни горячо, ни холодно: уж очень много повидали отдельно друг от друга; рассказывать было долго, а не рассказывать — вроде глупо. Навязываться Городулин не стал. Генерал же сделал две-три необязательные попытки, как всегда в таких случаях чувствуя себя словно бы виноватым, но Городулин, именно потому, что попытки были необязательные, встретил их холодно. В общем, обоим им было от этого легче.
