— Армянин, что ли, — спросил Шилов.
— Кто армянин? — удивилась Вероника.
— Зверь.
— Почему армянин?
— Ну, ты же сама сказала — Зверь по фамилии Гедовян.
— Я сказала — Геводан, — сердито сказала Вероника, — не путай меня.
— Между прочим, — заметил Марат, — еще бывают волки-оборотни: с виду обыкновенный человек, но когда наступает полнолуние, он чувствует сильную головную боль, тесноту в груди, жжение кожных покровов и превращается в волка.
— Сейчас как раз полнолуние, — сказал Галя.
— И, сегодня, кстати говоря, у кое-кого болела голова, — многозначительно добавила Вероника.
— У-у, — произнес Марат и оскалил зубы.
И словно, вторя ему, раздался волчий вой. Он также длился дольше предыдущего и на более высокой ноте.
— Ужас какой-то, — сказала Вероника, — прямо мороз по коже дерет.
— Я даже протрезвел, — признался Шилов, — надо еще выпить.
— Хватит уже пить-то, — сказала Галя, — сколько можно, ведь с утра пьешь, по времени.
— Да потому что, я человек русский и веселый, а веселие Руси есть питие, как заметил кто-то из великих. А что делать то еще, спать рано, сидеть глядеть друг на друга молча.
— Ну почему же молча, можно поговорить о чем-нибудь, рассказать.
— "Декамерон", — воскликнула Вероника, — надо устроить декамерон, пусть как у Боккаччо, каждый расскажет какую-нибудь историю.
— Декамерон — это в Италии, а у нас это будет, — Шилов задумался, но не найдя нужного слова, развел руками, — не знаю, как это будет. Я не против, но если вы помните, в «Декамероне» все истории были с известным подтекстом и часто весьма фривольным; может у кого-то есть возражения. Пусть поднимет руку.
— Я же не предлагаю копировать Боккаччо, пусть каждый, кто хочет, расскажет какую-нибудь историю. Кто первый?
— Насчет первого есть анекдот, — сказал Шилов, — дело происходит в Хохляндии, на колхозном собрании председатель говорит: "А зараз будут дебаты". Колхозница тянет руку и говорит: "Можно мене першу, бо мене малы дити дома, и мене далеко ихати".
Засмеялся один Марат, женщины деликатно улыбнулись, а Вероника укоризненно сказала:
— Шилов, я просила не копировать Боккаччо.
— А кто предложил, тот пусть и начинает, — сказал Шилов.
— Это исключено, мне всего двадцать лет, у меня нет жизненного опыта, — отказалась Вероника.
— Галя? — спросил Шилов.
— Ой, из меня такой рассказчик, — замахала руками Галя, — сам рассказывай.
— А я чего, я двадцать лет на заводе, на станке отработал, могу, конечно, рассказать, как мы хохмили на профсоюзных собраниях, но поезд социализма зашел в тупик — это уже не смешно.
