— Поучите меня — сказал я.
— Пожалуй, только как, когда? Ведь здесь такие злые языки, а муж мой человек вспыльчивый; но он, правда, часто не бывает дома, все на работах, а после обеда долго отдыхает.
Мало-помалу мы договорились до откровенности; я узнал, что бедная Мина была несчастна, что выдали ее почти насильно, что она дочь башмачника. История ее и чувствительность тронули меня. Я шутя сказал, что сам немец, по натуре; она засмеялась и поглядела на меня так мило… Наконец, в библиотеке маленького князя отыскалась немецкая азбука и старые лексиконы.
К концу вакации я порядочно уже познакомился с немецким языком и страстно влюбился в Мину, которая тоже была неравнодушна ко мне.
В этом месте рассказа меня как-то неприятно кольнуло в сердце, отчего брови у меня нахмурились и губы сжались.
— Я вас утомил? — сказал он.
— Нет, напротив, я слушаю с величайшим вниманием. Возвратясь в семинарию, я принялся за учение с непобедимым отвращением. Просидел два года в философии и был выключен, к большой моей радости и большому горю батюшки.
По возвращении моем в село управителя с женою уже не было при усадьбе князя, вследствие какого-то доноса на него. Он уехал и открыл лавочку в губернском городе. Но я все-таки нашел средство читать в библиотеке.
— Ну, Павел, — сказал мне однажды батюшка месяца через два по выходе моем из семинарии, — что ты о себе думаешь?
— Я еще ничего не думаю…
— Так я о тебе подумал. У Воскресенья невесту тебе приглядел, дьяконову дочку; старик дьякон и место тебе сдает; это не малое счастье-то, брат, и богослову так впору. Ну, оно, конечно, девица лет двадцати пяти, не красавица, косенька немного, да с красотой разве жить? Полно тебе шататься; ты не живешь, а только небо коптишь.
— Батюшка! я не пойду в духовное звание.
— Куда же это ты намерен идти? в писцы, любезный, что ли? Так по судам и палатам и без тебя много, и богословам с трудом места достаются. Поди, поди писцом без жалованья? кто-то тебя одевать будет да содержать! А я и на глаза не пущу.
Шутка была плохая… У меня темнело в глазах и кружилась голова.
— Батюшка! дайте мне подумать по крайней мере. Я вам дам ответ через несколько времени.
— Да я и не спешу; теперь пора рабочая, эти дела лучше к осени делать. Да смотри, Павел, ты меня знаешь, заупрямишься — отступлюсь; живи как хочешь, и с глаз моих долой!
Я не знаю, до чего дошел бы я, если б случай не выручил меня.
В селе нашем бывает каждое воскресенье базар. На одном из таких базаров шатался я, глядя на толпу нарядных поселян, слушая, без всякого удовольствия, визгливый хор молодых баб и девок или споры полупьяных мужиков. Неподалеку остановилась крашеная тележка, запряженная добрым конем; из тележки вылез дюжий рябой мужчина в синем, тонкого сукна кафтане,
