«Даже если мне придется взять его силой?» — спросил я.
«Даже тогда», — подтвердил он.
Александр умолк. Мериамон ничего не говорила.
— Видишь, — сказал Александр, — я тоже вижу сны, вещие сны. Вот что я должен сделать. Когда я это сделаю, я пойду в Египет.
Мериамон могла бы поспорить и с богом, если бы посчитала это нужным.
— Сколько же это будет продолжаться? Сколько дней, Александр? Сколько месяцев будет потрачено зря из-за того, что ты сгоряча дал клятву?
— Я был зол, — ответил он, — но я не лишился разума. Тир достаточно силен, чтобы сломить меня, если я не сделаю этого первым. К тому же Тир служит царю персов.
— Тир не захотел дать тебе то, чего ты хотел.
— Вот именно, — легко согласился Александр, — и он за это заплатит. Даже если бы он и не заслужил хорошей трепки, я не хотел бы иметь его у себя за спиной. Это необходимость, Мериамон, и здравый смысл воина. Даже вопреки воле богов.
— Это задерживает твое прибытие в Египет.
— Не навсегда.
— Но надолго.
Александр отбросил волосы, упавшие ему на лицо. В конце концов он просто мальчишка, хотя и такой блистательный, хотя и такой царственный.
— Я возьму Тир, — сказал он.
— Или Тир возьмет тебя.
— Никто никогда не победит меня, — возразил Александр.
— Никто из людей, — ответила Мериамон, — возможно. Но есть еще боги. И в конце концов есть еще смерть.
Ни одно облачко не закрывало солнце, но оно словно потускнело на мгновение и ветер стал холоднее. Потом Александр рассмеялся, резко и коротко.
— Смерть приходит за каждым. Я буду жить, пока могу, беречь свою честь и держать свое слово. Когда Тир станет моим, я пойду за тобой в Египет.
Дни медленно тянулись от зимы к весне. Дамба Александра приближалась к Тиру. Мериамон чувствовала себя совершенно опустошенной: женщина без тени, жрица без богов, волшебница, лишившаяся своей волшебной силы. В душе у нее была только зима, никакой весны, хотя тело ее снова стало здоровым и сильным.
Но все же, как и зима в этой каменистой стране, Мериамон хранила в себе память о весне. Александр не разговаривал с ней, не трогался с места и не занимался ничем, кроме осады неприступного города. Мериамон уже не чахла из-за этого. Она была слишком упряма. Раз уж смерть не захотела забрать ее, она будет держаться за жизнь, будет копить силы и ждать.
Ждал и еще кто-то, и совсем не так спокойно, как она. Мериамон убедилась в этом сама, когда ее позвали в шатер Барсины и немедленно. Ей не хотелось идти. Воспоминания о том, как она очнулась там, смертельно больная и разъяренная до безумия, до сих пор иногда тревожили ее в предрассветной мгле. Пойманная, задыхающаяся, окруженная врагами — не важно, что они хотели ей только добра. Это знала ее голова, а сердце знало только, что они персы, что они поймали и удерживают ее.
