Птолемей не выпускал ее.
— Ладно, хватит, — сказал он. — Я отнесу ее к Филиппосу. Или, — он насмешливо посмотрел на нее, — ваше высочество опять будет против?
У нее не осталось ни слов, ни страха, ни сил. Главное, что Филиппос не перс. Остальное сейчас не волновало.
Ей не следовало ходить по воде. Мериамон это прекрасно понимала и не нуждалась в том, чтобы это ей беспрерывно повторяли, как только она пришла в себя.
Она чуть не умерла. Это ей тоже говорили. Часто. Неужели они думают, что она не знает? Она видела тьму, и долгий свет, и голоса без слов. Она видела сухую землю и пустое небо. Она видела тени, которые проходили мимо. Она видела смерть. Она ходила по краю ее всю жизнь, в тишине, куда не доходили приказы богов.
Боги еще не хотели ее. Смерть и демоны забрали бы ее, несмотря на богов, но Филиппос оказался сильнее. В стране Кемет он был бы жрецом. У него был дар, и мастерство, и сила воли. Он был лучшим целителем тел, чем она; какой из него вышел бы целитель душ, она тоже прекрасно видела.
Когда Филиппоса не было, был Клеомен. Он не говорил много, и это было странно, потому что Клеомен любил поболтать. Он смотрел, слушал, делал, что нужно. Что-то в его поведении открыло ей правду, и даже на краю тьмы она улыбнулась. Мальчик влюбился в нее. Бедняга, ему следовало бы иметь больше здравого смысла.
Нико… У Нико он был. Нико спал возле ее ложа, если спал вообще, помогал, как мог, и ни Филиппос, ни Клеомен не стеснялись попросить его о помощи. Он был любезнее, чем она думала, если объектом этой любезности не является она сама. Уж он-то не был в нее влюблен.
Обожание Клеомена было как рука на ее теле — постоянно, неизменно, иногда успокаивало, иногда причиняло неудобство. Нико просто присутствовал, в нем не было поклонения. Даже находясь глубоко во тьме, она ощущала его присутствие, он стоял, как камень, среди теней, охраняя ее. Когда Филиппос бился за ее жизнь, Нико был рядом. Когда Филиппос уходил отдохнуть, Нико оставался. Она была его обязанностью. Однажды он покинул ее. Больше он этого не сделает.
Нико был здесь, когда она решила очнуться. Именно его присутствие заставило ее сделать это. Филиппос был слишком могуществен, Клеомен слишком переполнен немым обожанием. Нико просто был здесь, и этого было достаточно. Мериамон открыла глаза на свет лампы и сказала:
— Я хочу есть.
Нико сидел у ее постели с Сехмет на коленях. Он не изумился, но видно было, что почувствовал явное облегчение. Посадил рядом с ней кошку, поднялся и вышел. Мериамон услышала, как он зовет кого-то и кто-то откликается. Немного погодя Нико вернулся.
