— Лучше, чем здесь?
Таис. Это говорит Таис. И Нико, рычит, злой, испуганный.
Ничего удивительного, если он искренне верит, что Александр сурово накажет его за ее болезнь. Он продолжал:
— Она больная слишком серьезно, чтобы я мог за ней ухаживать как надо. Тебе тоже не справиться. И лазаретный фургон не место для больной женщины.
Они помолчали. Затем Таис сказала:
— Я попрошу Барсину.
— Но… — начал Нико. Тишина. Порыв холодного ветра.
— Дождь немного стих. Я могу пойти. Филинна! Пойдем со мной.
Холодный поток прекратился, и Мериамон охватило тепло. Она открыла глаза, с трудом подняв тяжелые веки.
Сумрак. Мигание лампы. Огромная тень двигалась по стене. Это не была ее тень. Ее тень ушла. Ушла…
Нико подхватил и уложил ее. Она сопротивлялась.
— Моя тень! — кричала она ему. — Моя тень! Я не могу…
Он явно ничего не понимал, а она ничего не могла ему втолковать.
Не по-египетски.
Она вспомнила греческие слова, с трудом, запинаясь, произнесла:
— Я не могу найти свою тень.
— Она прямо позади тебя.
Она пыталась вырваться из его рук. Он укачивал ее, как ребенка. Для него она и была не больше ребенка.
— Это не моя тень. Моя тень!
— Она здесь, — сказал он. Он ничего не понимал. — Она здесь. Успокойся, отдохни.
— Это не… — Она замолчала. Он ведь не знает. Мериамон сжала губы и легла, пытаясь отдышаться. В легких ее было мало воздуха.
— Я больна, — сказала она и замолчала. Ей это совсем не нравилось.
— Ты больна. — Нико продолжал удерживать ее. Он ее даже укачивал. Его лицо был совсем не так ласково, как его рука, на сгибе которой она лежала. Он выглядел рассерженным.
— Давно?
Он всмотрелся в нее.
— Ты не бредишь?
— Немного. Скажи мне, давно?
— Со вчерашнего дня.
— Со вчерашнего… — Ее голова склонилась на его грудь. — Два дня. И — две ночи?
— Только одна.
У нее вырвался стон:
— О боги, моя тень!
— Тише, — сказал Нико.
Она молчала. Ее тень ушла. Ей нечего было послать в погоню, потому что в ней ничего не осталось: ни силы, ни власти. Болезнь опустошила ее.
Немного погодя Мериамон вспомнила другое слово:
— Сехмет?
— Она здесь.
Мягкая лапка, острые коготки, вопросительное мурлыканье.
— Сехмет, — сказала Мериамон. Легкая кошка скользнула на колени Нико, где лежала Мериамон. У нее не было сил взять кошку. Сехмет терлась о подбородок Мериамон и мурлыкала.
Нико улыбался, но, заметив взгляд Мериамон, сразу принял свой обычный суровый вид.
— Ты на самом деле пришла в себя.
— Немного. — Мериамон вздохнула, закашлялась. Он напрягся, его рука сжала ее до боли. — Осторожнее, — сказала она.
