— Ты очень храбрый.
Улыбка озарила его лицо.
— Так говорит и Александр.
А Александр забыл обо всем. Резкий голос прозвучал еще резче:
— Я сделаю это, когда буду к этому готов!
Пармений ударил кулаком в ладонь.
— И когда же ты будешь готов? Тебе нужны сыновья. Тебе нужно было завести их целую кучу, прежде чем покинуть Македонию.
— Чтобы они дрались за мое наследство у меня за спиной?!
— Ты можешь умереть хоть завтра. И вот тогда будет драка, потому что нет порядка в наследовании. О боги, ты посмотри на своего преемника! Ты только посмотри на него!
Арридай отскочил назад. Мериамон, не думая, бросилась за ним, удержала. Он весь трясся.
— Александр, — сказал Пармений, с видимым трудом овладев собой и своим голосом, — Александр, послушай меня. Да, ты молод. Да, будь ты простым человеком, у тебя, по милости богов, было бы еще достаточно времени, чтобы завести детей. Но царь — не простой человек. Вот там, в шатре, царские дочери. Тебе не нужно жениться ни на одной из них или даже на всех — у царя Македонии должна быть македонская царица. Но во имя богов, на благо своего царства, заведи себе хотя бы наложницу! Даже полуперсидский ублюдок лучше, чем никакого сына вовсе!
Александр ничего не сказал; ноздри его раздувались.
— Александр, — после долгого молчания произнес Гефестион, — я думаю, что он прав.
Царь покачнулся. Гефестион поддержал его. Мериамон, глядя на него, смотрела, как сквозь стекло. Любовь, вот что это такое. Любовь такая глубокая и преданная, что могла выдержать даже такое: отказаться от своего возлюбленного на благо царства. Она видела не человека, который любит человека. Она видела душу, которая любит душу. До самой смерти. До конца света.
Голос Гефестиона вернул ее к действительности; он говорил легко, спокойно, без страха. Он не пользовался своим ростом, чтобы возвыситься над Александром, но и не позволял гневу Александра принизить себя.
— Подумай, — продолжал Гефестион, — нужно что-то изменить. Такова реальность.
Александр ответил, стиснув зубы:
— Я не испачкаю свою постель отродьем труса.
— Пускай они дочери Дария, — возразил Гефестион, — но ведь они и внучки Сизигамбис.
Александр мгновение помолчал, и гнев его как будто улегся.
— Сизигамбис. Боги, что за женщина! — Но ярость вспыхнула вновь. — Я не желаю быть породистым быком-производителем!
— Но, Александр, — перебил Гефестион, почти смеясь, однако в ушах Мериамон этот смех отдавал болью, — царю ведь так и положено.
