— Но… — начала Барсина и остановилась. Снова села и поджала губы.
— Понимаешь, — сказала Мериамон, — ваша вера знает противоположности, то есть двух, которые не могут никогда стать одним, не могут иметь ничего общего. Ваш царь, ваша вера, ваша магия — ничего похожего у нас нет.
— Мы не были несправедливы к вашему народу.
— Нет? Артаксеркс разбил нас и сокрушил наших богов, зарезал священного быка Аписа прямо в его храме. Ты называешь это справедливостью?
— Это было давно, — сказала Барсина. — И этому была причина. Вы восстали против него.
— Мы взяли то, что принадлежало нам.
— Вы были побеждены.
— Нас нельзя победить.
Воздух звенел, как от ударов клинка о клинок. Барсина напряглась, почти вскочив на ноги.
Медленно, но она уступила. Мериамон, которая вообще не садилась, опустилась на ожидавшее ее кресло и заставила себя успокоиться. Когда она сочла, что может управлять своим голосом, то сказала:
— Теперь ты поняла?
— Нет, — отвечала Барсина.
— Значит, никогда не поймешь.
— Никогда.
Наступило молчание, на удивление мирное.
— Я понимаю, почему ты ушла от нас, — сказала Барсина. — Мы для тебя невыносимы.
Мериамон предпочла промолчать. Молчание затянулось. Мериамон не собиралась прерывать его. Барсина заговорила снова:
— Ты будешь со мной, когда родится мой ребенок?
Мериамон удивилась.
— Ты хочешь, чтобы я была при этом? Даже зная то, что ты знаешь?
— Твоя ненависть чиста. И ты целитель.
— Среди моего народа не самый лучший.
— Лучше, чем кто-либо здесь.
— Не сейчас. В свите царя есть жрецы Имхотепа. Он прикажет им позаботиться о тебе.
— Жрецы, — сказала Барсина. — Согласятся ли они стать евнухами, чтобы их допустили ко мне?
— Ну, это ни к чему, — возразила Мериамон. Или ей почудился хитрый блеск в темных глазах?
— Я прошу тебя.
И Александр согласится. Мериамон понимала это так же хорошо, как и Барсина. Он в точности повторит слова Барсины и будет далеко не так терпелив.
— Я могу задушить твоего ребенка во время его рождения, — сказала Мериамон.
— Ты не сделаешь этого, — ответила Барсина. Ясные, чистые глаза. И железная воля, как у любой царицы. Она была обходительна, она казалась мягкой, но Мериамон никогда не удастся заставить ее уступить. Она хочет, чтобы Мериамон была здесь, пусть она преисполнена ненависти, пусть ее волшебная сила мала, но она так хочет, и этим все сказано.
