— Ты хорошо выглядишь, — сказала она.
— Я хорошо себя чувствую, — ответила Мериамон.
— Так и его величество говорил мне. Ревность?
Мериамон удивилась. Вроде бы нет.
Только интерес, и если не тепло, то что-то вроде сочувствия.
— Надеюсь, — сказала Мериамон, — что мои сиделки не слишком дорого заплатили за то, что позволили мне убежать?
— Царь разобрался с ними, — ответила Барсина.
— Милостиво?
— Очень, — сказала Барсина. — Он отослал их с эскортом обратно к их отцам. Он сказал им, что в его армии нет места для дураков. Может быть, Великий Царь найдет им лучшее применение.
Мериамон медленно вздохнула.
— Это не наказание.
— Нет? Их отцы предпочли бы не получать их обратно. Ведь они же были пленницами, а весь мир знает, что варвары делают с женщинами, которых захватили.
— Но не Александр.
— Мир еще не очень хорошо знает его. Они видят в нем только варвара, не больше. К тому же он так молод.
— Гор молод, и эллинский Дионис. Но они все равно боги.
— Если бы их жизнь была коротка, знали бы их как богов?
За этим спокойствием скрывался острый ум. Мериамон признала это, наклонив голову, даже с легкой улыбкой.
— Ты знаешь, кто такой Александр.
— Это может увидеть и слепой, — сказала Барсина.
— Даже перс?
— Я почти эллинка.
— Нет, это не так, — возразила Мериамон. Красивые брови сошлись на переносице.
— Ты ненавидишь нас. Ты по-настоящему ненавидишь нас.
— Не тебя, — возразила Мериамон. — Не тебя как таковую. Но за то, кто вы есть.
— Почему?
— Нужно ли объяснять?
— Я достаточно эллинка, чтобы понять, — ответила Барсина.
Мериамон засмеялась. Достаточно непринужденно, и, казалось, напряжение исчезло.
— Ну конечно. Ладно, любила бы ты нас, если бы мы отняли вашу империю, отняли вашу свободу, разрешив вам почитать ваших богов, но поступая с ними по нашей воле, чтобы вы не забывали, кто хозяин?
— Но так уж заведено в мире, — сказала Барсина. — Победитель становится побежденным, и новый победитель, в свою очередь, тоже. Время Египта прошло. Время Персии тоже, наверное, близится к закату перед лицом нового царя из Македонии.
— Тебе это не больно?
— Мне больно. Но я принимаю это. Такова воля небес.
— В этом разница между нами, — сказала Мериамон. — Египет не принимает такого. Он или царствует, или восстает.
— И все же его боги принимают всех, кто приходит, и делают их своими.
— Кроме ваших.
— У нас нет богов, которых мы могли бы дать. У нас есть только Истина.
— Истина не одна. У нее столько же обличий, сколько богов на небесах.
