Нет.
— Боюсь, что это не мои. — Он вернул фотографии, не желая больше к ним прикасаться.
— Что?
— Это не мои снимки. Вы ошиблись.
Старик надел очки с захватанными стеклами и стал перебирать фотографии. Он скосил глаза на конверт.
— Вы мистер Харрис?
— Да, это мое имя на конверте. Конверт в порядке, но снимки не те.
— Здесь не может быть ошибки.
— Это совсем другие фотографии. Какой-то семейный пикник, вы же видите.
— Я сам вынимал пленку из вашего аппарата. Вы помните, мистер Харрис?
Он терпеть не мог подобных сцен. Может, лучше уйти отсюда и забыть про фотографии?
— Да, я помню. Но похоже, вы перепутали кассеты. Я не делал этих снимков. Я фотографировал на кладбище в Эйупе. Не припоминаете?
Старик нахмурился и стал внимательно рассматривать фотографии — так официант, чья честность оказалась под вопросом, с удвоенным вниманием просматривает счет. Наконец он издал торжествующий гортанный возглас и положил на конторку один из снимков.
— Кто это, мистер Харрис?
Это был мальчик.
— Кто? Я… я не знаю его имени.
Старик рассмеялся, театрально закатив глаза, словно призывая небо в свидетели.
— Это вы, мистер Харрис! Это вы!
Джон склонился над конторкой. Его пальцы отказывались прикасаться к фотографии. Мальчик был на руках у человека, который как будто высматривал насекомых в коротко остриженной голове ребенка. Детали невозможно было различить. Вероятно, объектив по ошибке установили на «бесконечность».
Чье же это лицо? Такие же усы, полумесяцы под глазами, волосы, падавшие на лоб… Но наклон головы и нечеткость изображения еще оставляли место сомнению.
— Двадцать четыре лиры, пожалуйста, мистер Харрис.
— Да, конечно. — Он достал из бумажника пятидесятилировую банкноту.
Старик стал рыться в дамском кошельке в поисках сдачи.
— Благодарю вас, мистер Харрис.
— Да, я… сожалею.
Старик протянул ему конверт со снимками.
Он сунул конверт в карман пиджака.
— Это была моя ошибка.
— До свидания.
— Да. До свидания.
Некоторое время он стоял на улице, у всех на виду. В любой момент кто-нибудь из них мог подойти к нему, положить руку на плечо или дернуть за штанину. Здесь нельзя было рассматривать снимки. Он зашел в кондитерскую и разложил их в четыре ряда на мраморном столике.
Двадцать фотографий. Самый обычный пикник.
Из этих двадцати три оказались совсем темными, их вообще не стоило печатать. На трех других были запечатлены острова или сильно изрезанная береговая линия. Обширные пространства белого неба и сияющей воды, а между ними — длинные темные полосы земли с крошечными прямоугольниками домов. Еще один снимок представлял собой вид какой-то улицы, проходившей по склону холма; деревянные дома и заснеженные сады.
