Азиатский берег | страница 19
Тут явно не хватало ясности. Она пришла внезапно, и, чтобы зафиксировать в своем сознании открывшуюся истину, он попытался отразить ее в своем письме, адресованном редакции «Арт Ньюс»:
Уважаемые господа!
Я пишу Вам по поводу статьи Ф. Р. Робертсона о моей книге, хотя то немногое, что мне хотелось бы сообщить, столь же мало относится к изысканиям мистера Робертсона, сколь последние — к «Homo Arbitrans».
Как продемонстрировали Гегель в математике, Витгенштейн в философии, а также Дюшан, Кэйдж и Эшбери в своих областях, конечное утверждение любой системы есть ее саморазоблачение, демонстрация того трюка, с помощью которого удалось достичь столь значительных результатов. Отнюдь не с помощью магии (как известно всем магам). Все дело в готовности аудитории быть обманутой, и эта готовность лежит в основе общественного соглашения.
Любая система, включая мою и мистера Робертсона, есть система более или менее интересной лжи, и если кто-то пытается ее разоблачить, он должен начинать с самого начала — с подозрительной фразы на титульном листе: «Homo Arbitrans» Джона Бенедикта Харриса.
Теперь я хочу спросить у мистера Робертсона: что может быть более невероятным, более гипотетичным, более произвольным?
Он послал письмо без подписи.
V
Фотографии обещали сделать к понедельнику, и в понедельник утром, прежде чем оттаяли заиндевевшие окна, он уже был в ателье. Ему не терпелось увидеть свои фотографии Эйупа — так же как когда-то хотелось увидеть в печати свои эссе и статьи. Как будто эти предметы, фотографии и напечатанные слова, спасали его на некоторое время от изгнания в «мир суждений». Они словно говорили: «Посмотри, мы здесь, у тебя в руках. Мы реальны, значит, и ты тоже».
Старик немец за конторкой поднял печальные глаза.
— Ах, мистер Харрис! Ваши фотографии еще не готовы. Приходите, пожалуйста в двенадцать часов.
Он гулял по побережью Золотого Рога, в той его части, которая представляет собой собрание архитектурных пародий. В Консульстве почту еще только ожидали. Десять тридцать.
Пудинг в кондитерской лавке. Две лиры. Сигарета. Еще пародии: забрызганная грязью кариатида, египетский саркофаг, греческий храм, который словно по волшебству некой Цирцеи обернулся мясной лавкой. Одиннадцать.
В книжном магазине все тот же набор книг.
Одиннадцать тридцать. Теперь-то фотографии должны быть готовы.
— Ах, это вы, мистер Харрис? Очень хорошо.
Улыбаясь в радостном предвкушении, он открыл конверт и достал тонкую пачку покоробившихся снимков.