Время молчать и время говорить | страница 102
28
Уже несколько часов я сижу в одиночном боксе этапного помещения Одесской пересыльной тюрьмы. Это первый промежуточный пункт на обратном пути из Кишинева в Ленинград. Бокс-пенал с площадью основания примерно метр на семьдесят. В грязный, захарканный бетонный пол вмонтирована маленькая деревянная скамеечка. Стены покрыты "шубой", как во всех боксах и внутренних прогулочных двориках тюрем советской России, т.е. неровно разбросанным цементным раствором. Это делается для того, чтобы зэки не могли писать на стенках.
Нас привезли в Одессу рано утром, сейчас по моим предположениям около трех часов дня. Меня уже давно обшмонали и отобрали чеснок – не положено. С тех пор я уныло сижу в боксе и жду, когда поведут на санобработку. Но, по-видимому, этап слишком велик и его никак не могут переварить. Время от времени я слышу хлопки дверей боксов. Не могу понять, продолжают ли вселять обысканных зэков в боксы или уже начали выводить в баню.
Хотя я сижу в боксе одиноко уже полный рабочий день, мне не скучно. У меня даже нет времени сосредоточиться и подумать. В коридоре все время крики, шум, команды надзирателей. Уже минут сорок из бокса напротив отчаянно вопит какой-то уголовник – просится на оправку. Каждые десять минут, когда его стук по двери бокса достигает апогея, он получает стандартный ответ надзирателя:
– Делай в штаны!
Бедняга, может быть, давно бы так поступил, но он не сидит в отдельном боксе, и, если не выдержит, его судьбе я не завидую. На этапах в первую очередь страдают больные и невыносливые, те, кто не могут приспособиться к беспорядку, сотканному из сплошных случайностей, где очень трудно что-либо предусмотреть заранее.
Вдруг щелкает замок моего бокса. Дверь открывается, и я замираю пораженный. Гений чистой красоты стоит в дверях, смущенно озираясь. И это не мимолетное видение – его можно пощупать. Симпатичный русый парень в кепке, белоснежной бобочке, тщательно выглаженном новом сером костюме и сверкающих штиблетах. В руках у не мимолетного видения сетка, а в сетке огромный свежий белый батон с коричневой корочкой. У меня началось самопроизвольное выделение слюны, и я вспомнил, что сегодня еще ничего не ел.
Я почти влип в стенку, и парень смог поместиться рядом, засыпая меня вопросами о том, что такое тюрьма и с чем ее едят. На правах старого опытного зэка я вводил его в курс дела, но у меня все время чесался язык спросить:
– Откуда ты взялся, такой красавец?