С трактора устало сошел человек в телогрейке и треухе, шагнул к летчику:
— Прилетели или приехали?
— Обратно еще ниже пойдем.
— Накрыли?
— Нет, бог миловал. Беломор искать будем.
— Какой еще Беломор?..
— Обыкновенный. Вот тезка мой по ветру пустил. Целую пачку, непочатую.
— Летный паек?
— Сняли с летного. Раз ты, говорят, от земли не отрываешься, какой тебе к лешему летный? Наземная служба. Справедливо?
— Мы вас едва углядели. С кочки на кочку, из оврага в овраг…
— Вот разгрузим подарки, повернем завтра к дому, повыше заберемся хоть на пару минут.
— Это зачем еще?
— Все самим увидеть охота. А то на заводе спросят, что и как, ничего толком не скажешь.
— Особо похвастаться тут пока нечем. Зарылись, как суслики, и сидим. Вот уже третий месяц ни с места. А у вас как? Поменьше стал шуметь?
— В последнее время меньше. Теперь на вас все силы бросает.
— Ну вот, вы полностью в курсе. Что ж, по этому случаю приступим к разгрузке?
Втроем они начали носить пакеты с подарками из самолета в прицеп. Работая, радовался Слободкин. Он представлял себе — еще больше обрадуются бойцы, получив подарки, даже вообразил себя и ребят из десанта на месте этих бойцов. Построит старшина вечером свою роту на проверку (Слободкину почему-то думалось, что будет это обязательно вечером) и начнет выкликать всех по порядку. Получайте, хлопцы, подарки к празднику от рабочего класса! Ему непременно хотелось, чтобы старшина именно так и сказал словами Строганова от рабочего класса! Развернут бойцы пакеты, а в них… шерстяные носки да варежки. К лету-то глядя! Но ни один не сникнет духом, ни один. Всем понятно далек путь до Берлина, крут. Шагать да шагать, ползти да ползти. А чтоб не так тяжело ползлось и шагалось — закури, боец, самосаду, запали зажигалочкой, почади. Веселей тебе? Веселей! Ну вот и отлично!..
Сидя в кузове тракторного прицепа, шефы добрались до расположения танковой дивизии, несколько дней назад — прибывшей в район передовой, а вечером Слободкин действительно стоял перед шеренгой бойцов, построенных для вручения подарков.
Неожиданно для самого себя Слободкин все-таки сказал при этом речь. Она была совсем короткой, но ничего в ней забыто не было. И привет от бывших фронтовиков (для верности Слободкин прямо с него и начал), и о рабочем классе, и о том, что подарки с намеком — носки и варежки шерстяные, стало быть, воевать придется еще не месяц, не два… Правда, в этом патетическом месте речи кто-то чихнул так громко, что Слободкин смутился, а командир рассмеялся:
