— А черт его знает! — откровенно признался тот. — Ну да ладно, не время об этом. Вон, кажись, подшефные катят.
Вдалеке показался трактор с прицепом. Он быстро шел напрямик, звонко постукивая мотором. К этому мирному звуку через минуту примешался другой, еле уловимый, но заметно усиливавшийся, наплывавший ритмичными волнами.
— Воздух! — сказал летчик и приложил руку к бровям. — Вовремя мы с тобой плюхнулись. Ты смотри, сколько их, сволочей, а!..
В сверкавшем от солнца краю неба стали отчетливо вырисовываться хищные силуэты стервятников. Они шли ровными рядами, как на параде, и их становилось все больше, по мере того как глаза привыкали к слепящим лучам. Послышался гром зениток.
— Все наглей и наглей себя держат! — сказал летчик. — Ведь строем идут, гады!
— Пугают, — ответил Слободкин.
— Пугать-то некого. Все пуганы — перепуганы, все привыкли давно.
— А наши где? Не везет мне на наших. И на Березине их не было, и тут не видать.
— Появятся сейчас, отведут тебе душу. Аэродромы у нас пораздолбаны, черт-ти откуда чапать приходится. Вот и запаздывают всякий раз. Это мы с тобой где хочешь сядем, откуда хочешь взлетим. Ястребка с болота не подымешь.
— Ясно. У немцев самолеты, у немцев аэродромы, а нам и взлететь-то неоткуда.
— Злой ты, как пес. Жрать, что ли, опять захотел?.
— Покурить хотя бы.
— Тебе же Строганов пачку Беломора дал.
— Уронил, когда высоту угадывал…
— Та-ак… Теперь понятно, почему злишься. Но метры мерил отлично, ничего не скажешь.
— А у тебя не из чего свернуть?
— Я на твой Беломор рассчитывал, остатки своего самосада Сергею Сергеевичу высыпал.
Они стояли возле самолета, загруженного подарками, от которых во все стороны распространялся по ветру сладкий табачный запах, и думали, где бы раздобыть щепотку махорки.
На горизонте взметнулись столбы огня и дыма — вражеские бомбардировщики достигли цели. Тем временем к самолету подошел трактор и звуком своего мотора на несколько секунд заглушил начавшуюся бомбежку.
Слободкину пришла в голову мысль, от которой защемило сердце — вот стоит он на весенней, готовой к пахоте земле. И трактор уже грохочет, вздрагивает от нетерпения, и синий дымок растворяется в синем высоком небе, и уходят куда-то вдаль бесконечные лесенки следов, оставленных гусеницами. Кажется, закрой сейчас глаза на мгновение, потом открой — и нет никакой войны. Была, да кончилась. Вся вышла. Сколько раз мечтала об этом душа! Праздник на нашей земле! Много отдал бы Слободкин за то, чтобы так поскорей и случилось. Слободкин и в самом деле зажмурился и снова открыл глаза. Трактор с маркой Сталинградского стоял с ним вплотную, дышал радиаторным теплом, а вдалеке один за другим ухали тяжелые взрывы. Теперь, когда мотор Сталинградца заглох, они были слышны особенно отчетливо.
